Варле ходил взад-вперед по комнате. Он не спускал глаз с окна, карауля друзей Мод. «Полицейские – настоящие герои!» – думал он. Возможно, этот Филипп спасет их. Найдет убийцу. Поставит все на свои места. Сотрет следы этого кошмара. Мы вас ждем! Приезжайте быстрее, Филипп! Быстрее! Так же быстро, как образы, мелькавшие у него перед глазами так, что кружилась голова. Как на карусели. В сквере. Которая взбесилась. Полицейский фургон. Вертолет. Машина. Гусь. Нет, это лебедь… Слон. Помаши ручкой маме! Снова полицейский фургон. В нем Франсуа. Его голова торчит из люка в крыше. На руках наручники. Полицейский из «Кукол». Детские крики… Варле обхватил голову руками, надеясь остановить этот бред. Пощупал себе лоб. Жара нет, доктор. Просто видения… Печаль Франсуа, его меланхолия, его издерганное лицо. Подумать только, все это было фальшивым! Расчет… Это предательство стало для него ударом ниже пояса. Варле не мог дышать. Голова разламывалась. Внутренности разрывались. Затем срастались обратно. Как его мысли. Он посмотрел на Мод. Та заснула в объятиях Франсины.
Заслышав шум лифта, он кинулся открывать дверь. Он повторил свой рассказ Мари и Филиппу, дополнив его подробностями, которые предпочел утаить от Мод.
– Это более чем странная ситуация… – начал Филипп.
Три пары глаз выжидательно смотрели на него. Лица были напряжены. Филипп подбирал слова. Двадцатилетний опыт работы в полиции сейчас был бесполезным. Но он был обязан их успокоить. Убедить, что держит все под контролем. В конце концов, этого и ждут от полицейского. От врача. От судьи. Знать и не выказывать сомнений. Однако единственное, в чем он был твердо уверен, – что в глазах закона Мод была мертва.
– Иными словами… – Он прочистил горло. – Ее иск не может быть принят!
– И?
– И все!
Филипп без труда представил себе, что ответит ему судья: «Инспектор! Если предъявительница иска скончалась, как, черт побери, вы хотите, чтобы я принял его?» Разумеется… в конце концов судья все же сдастся… Но эти проклятые бюрократические проволочки займут уйму времени. Перенести, отсрочить, отложить… Как часто ему приходилось слышать эти слова! Неожиданно Филипп понял, что другого выбора у него нет. Он должен сам начать официальное расследование.
Когда они расстались, была уже глубокая ночь. Франсина и Ги Варле продолжили пить. Франсина накрасила ногти на ногах. Ги поставил компакт-диск. Джаз. Композиции, которые они давно не слушали. Они занялись любовью прямо на диване. Варле даже подумал про себя: «Начиная с сегодняшнего дня – никаких телевизоров! Будем каждый вечер слушать джаз и пить портвейн!» Но потом Франсина расплакалась. Под воздействием алкоголя. Или месячных, которые должны были скоро начаться. Или шока. Да, скорее всего, шока. Который только сейчас дал о себе знать. Впрочем, будь Варле женщиной, он бы тоже расплакался. Он сглотнул и налил себе еще стакан. Его била дрожь. И не было сил дойти до кровати.
Мари легла спать в комнате Мод. Они переговаривались, но обе так устали, что временами фразы обрывались на полуслове.
– Мне так стыдно, Мари…
– Стыдно от чего?
– Я была женой чудовища… Ты можешь это представить?
– Подожди, ты прежде всего жертва…
– …Или хуже того! Женой преступника… Ведь кто-то же лежит в этом гробу Кого-то похоронили вместо меня!
В комнате повисла гнетущая тишина. «Кто это может быть? – думала Мари. – Кого убил Франсуа?»
– Мари?
– Ммм?
– Ты спишь?
– Нет…
– Кто, по-твоему, лежит в этом гробу?
– Не знаю, дорогая. Спи. Постарайся уснуть…
Чуть рассвело, Мод приняла решение ехать на кладбище.
– Предоставь эти хлопоты Филиппу!
– Это не хлопоты, Мари, это намного больше…
– Чего ты добиваешься? Чтобы тебе стало еще больнее?
– Тебе не понять! Когда с тобой такое случается… если бы с тобой такое случилось… ты бы тоже захотела увидеть… Это как если бы… не совсем, конечно, но все же… как если бы ты потеряла человека, которого любишь… И который умер… Тебе необходимо увидеть его мертвым, чтобы осознать, что он умер! Понимаешь? Со мной то же самое… – Она перешла на шепот. – Мне необходимо увидеть свою могилу, чтобы осознать, что я…
– Но ты не умерла! – воскликнула Мари. Она осознала, в каком глубоком смятении пребывает ее подруга. Сердце ее сжалось.
– Прошу тебя! Мне нужно туда поехать!
– Тогда я поеду с тобой…
На бульваре Распай они сели на шестьдесят восьмой автобус. Мод не захотела брать такси, как если бы опасалась, что машина слишком быстро довезет их до места, которое вселяло в нее ужас. Но и автобус уже почти доехал до конечной остановки.
Мари пошла узнать, где находится могила. Мод ждала ее у входа. Она думала об умерших – давно и совсем недавно, – дожидавшихся посещений. Утренних, по-настоящему пронизанных любовью, и обеденных, более торопливых, в перерыве между работой. Убаюкиваемые знакомым журчанием голосов, мертвые слушали весточки от родных. Они терпеливо ждали, пока им почистят мрамор, заменят цветы, подсыплют гальки… Мод неожиданно почувствовала, что подземное царство, заключенное в строгий периметр камня, становится ей ближе. Воздух был пропитан совершенно особым запахом. Запахом кладбища… Мод увидела, как Мари выходит из будки смотрителя… Даже земля пахла здесь иначе, чем в парках…
– Ну что, узнала номер аллеи?
Мари утвердительно кивнула.
– Ты готова?
Мод подумала о Майкле. В этот час он еще спит. Какой будет его реакция? Она боялась потерять его.
Мари мягко взяла ее под руку. Они шли довольно долго. Листва каштанов была столь густой, что Мод казалось, будто она идет по лесу. Она вспомнила о замке графини Де Сегюр, сказки которой так любила в детстве, и неожиданно произнесла:
– Думаешь, здесь есть земляника?
Подруга бросила на нее такой странный взгляд, что Мод с трудом сдержала улыбку.
Спустя еще несколько метров Мари сжала ее руку. Сердце Мод глухо билось, пока она шла к поперечной аллее.
Как самонадеянно было думать, что у нее хватит сил! Она смотрела на свою могилу с надгробием из розового мрамора в окружении белых гортензий. Разноцветная галька, занимающая свободное пространство, не могла не привлечь внимание. Казалось, что гальку достали со дна аквариума. Мод подняла голову, и ее взгляд упал на высеченную в камне надпись. Ей вспомнился рассказ Варле, пугающий, но ставший реальностью. От боли она сгорбилась. Чуть ниже звезды Давида шла тонко вырезанная эпитафия: Мод, моей любви навсегда. Затем, словно удостоверяя ее личность, две золотые строчки, простые и предельно ясные, гласили:
Мод Прат, урожденная Кан
1974–2001
Слезы застилали ей глаза. Подруга взяла ее за руку, но она вырвалась. Ей хотелось сломать эту стелу. Разнести в куски ударами молотка. Лома. Вырвать камень. Отбросить его. Как можно дальше. Увидеть, как он падает и разбивается вдребезги. Растоптать тело, лежащее под ним. Найти Франсуа. Убить его. Разорвать в клочья. Отрезать ему мужское достоинство. Вырвать глаза. Кричать. Кричать, чтобы дать выход своей боли. Она стонала, земля уходила у нее из-под ног… Проснуться. Наконец-то! Чтобы все это оказалось страшным сном. Ночным кошмаром. Почувствовать тело Майкла рядом со своим. Она плакала… Проснуться. Открыть глаза и сказать: «Наконец-то! Какой страшный, чудовищный сон мне приснился!» Она открыла глаза. И увидела надгробную надпись. Ей захотелось кричать. Но она и так уже кричала. Не смолкая. Этот крик разрывал тишину. Разрывал сердца. Садовников, смотрителей, посетителей. Которые не различали в нем горя. Ставшего в силу привычки почти незаметным. Они качали головой. Нет, этот крик не от горя. Это скорее страх. Вопль ужаса.
