– Скажите, ваша супруга страдала сердечнососудистыми заболеваниями?
– Нет.
– Наблюдалась ли она у врача в связи с патологией…
– Нет. Она была совершенно здорова.
– Понимаю…
Ружмон на минуту задумался… Он не должен был поддаваться этому мужчине. В конце концов, врач здесь он! Он продолжил более уверенным тоном:
– Употребляла ли ваша супруга регулярно или эпизодически такие химические вещества, как героин или кокаин?
Тут мужчина вздрогнул, и я сказал себе, что попал в десяточку. Я был доволен: врачу всегда важно найти объяснение» Но я совершил большую ошибку – хотя откуда мне было знать, – пожалев его. Если бы мужчина встал в позу и принялся все отрицать, я бы наверняка поступил иначе. Но тут...
– Стоит ли чернить ее память?… Теперь, когда она умерла? Доктор, прошу вас! – Он опустился на колени. – Мод, любовь моей жизни, ты же обещала!.. Вы понимаете меня, доктор? Ааааа! Ааааа! – Рыдания сотрясали его. – Это все по моей вине!
Я хотел избавить его от неприятной процедуры вскрытия тела. Дернуло же меня! Я больше не задавал вопросов и дописал заключение. И, как последний идиот, поставил прочерк. Патологии, обусловившие летальный исход: нет!
Вот и все. Я вколол мужчине 5 мг транксена и позвонил в морг при больнице Некер.
Успокоительное начало действовать. Ружмон сел на стул и обвел комнату взглядом. В ней не хватало чего-то женского. Была ли эта пара счастлива? Одежда девушки валялась на полу. Ружмон заметил туфлю. Каблуки были настолько стоптаны, что он сказал себе: «Удивительно, но обувь выглядит такой бедной по сравнению со всем остальным!» Вспомнив про деньги, Ружмон вдруг подумал, что не сможет оставить счет за свои услуги, даже если деликатно положит его на столик у изголовья кровати. Он принялся размышлять о том, люди каких профессий не всегда получают плату за свою работу, но очень скоро его воображение иссякло. Он придумал лишь «кюре» и «волонтер», но ведь, строго говоря, это не совсем профессии, разве не так?
Санитары из морга приехали через час. Они положили тело в пластиковый мешок и резким движением застегнули молнию. Санитары также забрали заключение о смерти, оставив ему в обмен некое подобие расписки о приемке. С выносом тела возникли трудности, так как слишком узкая лестничная клетка не позволяла использовать носилки.
…Я ушел сразу же после них. Предрассветная свежесть напомнила мне о том, как, будучи практикантом в больнице Сен-Винсен-де-Поль, я принимал по ночам роды и к утру чувствовал себя безмерно усталым. Но одновременно счастливым и гордым. Я зашел в какой-то бар на бульваре Сен-Жермен и заказал кофе. Я был один. На барной стойке стояла корзинка с горячими круассанами. Я взял один круассан и принялся жадно есть его.
* * *
Вторник, 5 июня 2001 г. Половина третьего. Мэрия Шестого округа
Франсуа направился к залу регистрации рождения, браков и смерти. Толкнув входную дверь, он очутился в комнате, где витал запах натертого пола. Это подействовало успокаивающе. Пока он шел к окошку, паркет поскрипывал у него под ногами. Именно здесь они с Мод подавали заявление о браке. При этом воспоминании у него на глаза навернулись слезы. «Даже не придется прикидываться!» – подумал он, протягивая служащей заключение о смерти.
– Ваше свидетельство о браке! И удостоверение личности!
Франсуа забыл свидетельство о браке! Хорошо еще, что он жил в каких-то ста метрах, поскольку все эти похоронные гонки начали порядком его утомлять! А ведь ему еще предстояло общение с гробовщиками! К счастью, он настоял, чтобы эту идиотку вывезли от него как можно скорее, потому что в противном случае… У него в постели был бы еще тот запашок! Подумать только, этот докторишка хотел уложить ее ко мне в кровать!
* * *
Вторник, 5 июня 2001 г. Половина пятого
Франсуа наведался к «Шомон фрер». У мужчины, который принял его, было сдержанно-печальное выражение лица, что плохо вязалось с его жестами: регулярным и довольным потиранием рук.
«…Один пригород!» – внутренне посетовал Франсуа. Он предпочел бы еврейский сектор на Монпарнасском кладбище. Но это, кажется, почему-то было недоступным. То ли не было места, то ли слишком дорого. Франсуа уже и не помнил. Короче! Кризис недвижимости докатился и до кладбищ. Так что же ему выбрать: южный пригород или северный?
– Ладно, пусть будет Баньо!
[34]
– решился Франсуа.
– В принципе вероисповедание вашей супруги не допускает, чтобы ее закутали в саван в одежде… Что вы на это скажете?
Заткнись, придурок! Что ты забиваешь мне голову всякой белибердой?!
– Моей супруге не понравилось бы… быть обнаженной.
– В таком случае в день похорон нужно будет принести нам ее одежду.
– Во что мне все это обойдется?
Ты вот тут заливаешься, козел, но во сколько мне влетит вся эта история? А? Тебе-то, конечно, наплевать, еще бы!
– Все зависит от дерева и отделки гроба… Помимо этого…
Шомон принялся перечислять ему различные варианты. Франсуа был поражен качеством каталога. Двадцать четырехцветных страниц… Мелованная глянцевая бумага плотностью 150 г/м2. Обложка плотностью 300 г/м2 и в довершение всего – обработка ультрафиолетовым лаком…
Черт возьми! При таких расходах у него, должно быть, неплохой оборот!
– Единственное, я не совсем уверен насчет обивки гроба… – произнес Франсуа. – Сделать розовую или сиреневую? Что вы мне посоветуете? Что более модно?
– Простите?
– Ну, в моде… Я боюсь, как бы розовая обивка не была чересчур…
У Франсуа снова взмокло под мышками. Как утром в морге. «Лишь бы только это не надпочечники! Только этого мне не хватало!» – подумал он, внезапно испугавшись.
* * *
Запрос на проведение эксгумации лежал на столе у прокурора. Желая придать делу солидности, Филипп дополнил его показаниями Мари и супругов Варле. Он не сомневался в благоприятном исходе и куда больше боялся реакции Массона. Спустившись на два этажа, которые отделяли управление по борьбе с наркотиками от уголовного розыска, он вошел в кабинет лейтенанта.
– Так-так! В кои-то веки! – воскликнул Массон, прервав телефонный разговор. – Неужто по мне соскучился, приятель?
До перехода в управление по борьбе с наркотиками Филипп работал в его отделе.
Массон сказал в трубку своей собеседнице:
– Знаешь, кто сейчас у меня сидит? Красавчик Лопес!
Филипп опустился на стул.
– Ладно, мне пора, солнышко!
Он повесил трубку, взял самоклеющийся листок и написал на нем «Цветы».
