– Документы! Опять!
– Да за каким же хреном вы их!.. – я смолкла.
Чего теперь-то орать? Значит, Александр Владимирович не захотел себе выходной устраивать, как я его попросила. Работать он хотел. И без моего ведома приволок домой документы.
И вот…
А кто?..
* * *
Григорьев все-таки нашел в себе силы приготовить кофе.
Солнце уже садилось – не светило в окна. Мы сели на кухне пить горячий кофе.
– Кто-нибудь заходил еще сегодня к вам? – спросила я у молчавшего уже почти час Александра Владимировича. – Кроме Задовского и Юлии Львовны?
– Нет, никто больше…
– Точно?
Григорьев сосредоточенно подул на кофе в своей чашке.
– Как же я теперь? – без всякой связи произнес он. – Чего мне, на биржу труда становиться, что ли? Кто меня в партнеры возьмет? После всего этого…
Ну вот, еще и успокаивать его теперь. Посамовольничал – и вот результат. Надо было меня слушать и ничего не случилось бы. Неужели не понятно? Впрочем, это я ему не один раз уже говорила. Можно было в общих чертах уяснить.
– Значит так, Александр Владимирович. – Чтобы вывести Григорьева из тоскливого транса, я хлопнула ладонями по поверхности кухонного стола. – Сидеть просто так и горевать не годится, надо что-то делать.
– Что? – уныло спросил Григорьев, отпив кофе из своей чашки.
– Ну, в первую очередь, вспомните, находилась ли Юлия Львовна без вас в гостиной, где сервант стоит?
– Н-находилась, по-моему, – ответил Александр Владимирович, – да, точно, была она там одна. Минут двадцать сидела, – припомнил он, – я того… стол сервировал, шампанское, цветы…
– Понятно. – (Шампанское! цветы!) – я усмехнулась про себя: я тоже сегодня… – Так, а она знала про документы? Что вы их принесли с собой?
– Нет, – покачал головой Григорьев, – откуда? Мы про документы и про работу мою вообще не говорили. Она и про пропажи моих бумаг ничего не знает. Зачем ей это? У нее другие ко мне дела.
– Какие это? – поинтересовалась я.
– Да я и сам не знаю, – пожал плечами Александр Владимирович, – я же говорю – она сама не понимает, чего хочет. Или понимает, но выразить не может. То целует-целует, а то сундуком начнет обзывать…
– Ну ладно, с этим ясно все, – остановила я поток его словоизлияний, – а случайно она их прихватить могла? Или из-за мести – вы ей, мол, всю жизнь разбили, она у вас документы…
– Да за каким хреном Юльке мои бумаги? – рассердился, наконец, Григорьев. – Она сроду моими делами в бизнесе не интересовалась. Чего ей?..
– Ну хорошо, хорошо, – снова остановила его я, – теперь второй ваш посетитель – Задовский.
– Его даже можно не рассматривать, – Григорьев махнул рукой и снова взялся за свой кофе.
– Это почему так?
– Да он дальше прихожей не проходил, – объяснил Григорьев, – увидел, что я не один, женщина у меня и все такое, и так только – у двери поздоровался, руку пожал, как обычно. Спросил про здоровье, почему меня на работе опять не было, и все – ушел.
Я помолчала немного.
– А Задовский с вашей бывшей женой не знаком? – зачем-то спросила я.
– Да так… немного, – удивился моему вопросу Александр Владимирович, – я знакомил их как-то. Давно. Когда еще мы с Юлькой женаты были.
Я снова замолчала. Нечего мне больше было сказать. Выходило, что…
– Ну, Александр Владимирович, – отодвинув чашку со своим кофе, произнесла я, – выходит, что подозреваемый номер один – ваша бывшая жена Юлия Львовна Новичкова. Так получается.
– Это как же? – дошло вдруг до Григорьева. – Чего это она? Не может этого просто-напросто быть! – уверенно заявил он.
– Больше некому… Если, – я закурила сигарету, – если, конечно, документы не сперли у вас еще по дороге домой.
– Не сперли, – уныло подтвердил Александр Владимирович, – я же их в шкатулку положил, точно помню. Поработать хотел, а тут Юлька пришла…
– Ну, тогда, – развела я руками, – кроме Юлии Львовны – некому.
Григорьев промолчал.
Я тоже молчала.
Думала, где мне найти теперь эту Новичкову. Где мне ее найти…
Тьфу ты, черт. Да по адресному столу! Или в справочной какой-нибудь – мне известны ее имя, отчество и фамилия.
* * *
Я возвращалась от Григорьева в девятом часу вечера.
Справочная в центре города была закрыта. Я купила себе мороженое – чего-то мороженого захотелось – и пошла к фонтану.
Собиралась спокойно посидеть у журчащей водички и, сосредоточась на процессе, скушать свое мороженое. Ничего из этой затеи не вышло – напротив фонтана в здании городского цирка открылись двери, и на площадь повалила толпа. Чего это они? Неужели представление так скоро кончилось – девяти еще нет?
Толпа – дети, в основном, – недовольно гудела, и по отдельным репликам я поняла, что сегодняшнее представление почему-то сорвалось. Начаться должно было в восемь часов и сорвалось. «А билеты, сволочи, не принимают обратно, мамка мне билет купила за пятерку и четверку по математике, старался, учил и не посмотрю теперь ничего».
А кстати! Я ведь в цирк-то зайти хотела – совсем из головы вылетело. Поговорить я хотела с администрацией насчет Валерия Петровича Задовского, он ведь там кем-то работал, как мне стало известно.
Интересно – по собственной воле он ушел из цирка? Или, может быть, его попросили? Может быть, он проштрафился или еще чего? Проворовался, например. Ну и вообще, что-нибудь занимательное о прошлом Валерия Петровича узнать хочется.
Странно, но мое прекрасно-романтическое впечатление от Задовского растаяло без следа. Наверное, на расстоянии его обаяние не действует.
Я без удовольствия доела свое мороженое и, обогнув бурлящую толпу, подошла к служебному входу, который, к моему счастью и величайшему недоумению, оказался открытым.
– Вы к кому, барышня? – у самого почти входа окликнул меня маленького роста кривоногий старичок в синем комбинезоне. – Не будет сегодня представления, вы не знаете разве?
– Я не на представление пришла, – сказала я, присматриваясь к старичку. Похоже, он тот, кто мне нужен, – немолодой, наверняка, уже работает здесь больше десяти лет. Значит, должен еще помнить Задовского. – Я, собственно, к вам, – сообщила я старичку. – Вы давно здесь работаете?
– Ко мне? – удивился старичок. – Пять лет уже работаю. Вахтером. А что? – Он переступил с ноги на ногу. Какие у него, в самом деле, ноги кривые. Как у кавалериста.
Пять лет – это мало. Мне больше надо. По крайней мере, десять.
