Я открыла свой шкаф и выбрала нужные мне для маскировки вещи: мужские брюки – сама покупала для подобных случаев и неоднократно уже пользовалась – и свой черный растянутый свитер.
То, что надо: брюки свободные, скрывают бедра; свитер растянутый, скрывает грудь.
Еще макияж… Вот так. С верхней полочки шкафа я достала парик – черные с сединой короткие волосы – и фальшивую бороду. Приспособив все это, я посмотрелась в зеркало – отлично. Представительный мужчина, немолодой, кстати, – я добавила себе морщинок с помощью грима. Волевой подбородок – я немного выпятила нижнюю челюсть.
Все. Мужская осанка, голос, манеры и походка отработаны уже давно.
А теперь – самое главное. Из потайного отделения шкафа я достала удостоверение оперуполномоченного МВД. Сличила фотографию на удостоверении с отражением в зеркале – ну, почти. Добавила еще немного морщинок и утолщила брови.
Теперь – тютелька в тютельку.
Ну, Григорьева я будить не буду, пускай, бедолага, отдохнет. А вот записку ему, что я скоро буду, оставить надо. И тете еще записку, вдруг она приедет неожиданно, пусть не удивляется присутствию незнакомого, да еще спящего мужчины.
* * *
Адрес Юлии Львовны Новичковой я узнала легко и просто – по справочной, просто по телефону позвонила. Ага, улица Чапаева, дом семь, квартира девятнадцать. Недалеко, кстати, отсюда. Я и добралась быстро – на автобусе две остановки.
Так, номер девятнадцать. Я позвонила и тотчас же услышала за дверью торопливые шаги. Дома, значит. Ну и хорошо, что дома.
Насколько я помню, Юлия Львовна – женщина слабая, нервишки у нее некрепкие. Так что будем брать на понт.
– Кто там? – несмелый такой голосок. Не ждет, наверное, никого.
– Оперуполномоченный Кутузов, – пробасила я, вспомнив фамилию в моем удостоверении.
– Какой еще Кутузов?
– Михаил Илларионович, – по-ментовски сострила я, – открывайте!
Она открыла.
Я прошла в прихожую.
Юлия Львовна Новичкова робко шагнула назад, в комнату.
– Юлия Львовна Новичкова? – спросила я.
– Да… – она еще шагнула, и я прошла за ней в единственную комнату. Однокомнатная была квартира.
Юлия Львовна, запахнув на груди старенький халатик, опустилась на старенький продавленный диван. Я отодвинула на середину небольшой комнаты стул и села напротив нее. Достала и предъявила свое удостоверение. Всегда забываю, что это нужно делать в самом начале общения с объектом.
– Так, – почесав в бороде, проговорила я, – сами расскажете, или мне вам помочь?
– Что… рассказывать-то? – в страхе разинула рот Юлия Львовна.
– Значит, помочь? – коварно предложила я. – Тогда уже чистосердечного признания не получится.
– А… в чем признание? В… чем… п-п… – совсем зашлась от испуга Юлия Львовна.
Ну ладно. Тайм-аут. Дадим гражданке Новичковой передышку. А то она, чего доброго, обделается еще со страху.
Я медленно закурила. Юлия Львовна метнулась на кухню и принесла оттуда чистую пепельницу. Так. Она же не курит, по-моему. И живет одна. Откуда, спрашивается, пепельница?
– Вы одна живете? – смягчив немного голос, спросила я.
– Одна…
– И не курите, – утвердительно проговорила я. – Откуда у вас в доме пепельница?
– Так, – Юлия Львовна почти успокоилась, по крайней мере, не обмирала от ужаса, и говорила более или менее отчетливо, – для гостей или… кто зайдет…
– И часто к вам гости заходят?
– Н-не очень, – искренне, по-моему, призналась она.
Да и легко поверить, что нечасто. Я с минуту помолчала – курила. Ждала, пока Юлия Львовна забеспокоится, зачем все-таки к ней опер пришел?
– А… Зачем вы пришли? – спросила, наконец, она. – По какому делу?
– По делу вашего мужа, – честно ответила я, – в сущности, пришел я… для очистки совести, проверить. А все показания вашего мужа на вас уже запротоколированы и подписаны. Так что… – Юлия Львовна заметно задрожала, – можете выглянуть в окно, там «воронок» уже стоит. Я просто подумал, что удобнее для вас первый допрос устроить, так сказать, в домашней обстановке – нервов меньше и все такое. А потом поедем, – добавила я и снова почесала в бороде – кожа от клея чесалась неимоверно.
Как я и думала, Новичкова к окну подходить и на «воронок», якобы за ней приехавший, смотреть не стала. Ей, наверное, и просто с дивана подняться трудно было.
– А в чем я… обвиняюсь? – выговорила она.
– Знаете, как мы поступим, Юлия Львовна, – ушла я от прямого ответа, чтобы сразу карты свои не раскрывать, – вы сами расскажете мне о своем… проступке, а я запротоколирую ваш рассказ как чистосердечное признание. И плюс еще – добровольная помощь следствию, – великодушно добавила я.
Тут Новичкова задумалась.
Ого, кажется, клюнула она на мой блеф! Ну, если это она взяла документы, то сейчас все выложит. Может быть, не все сразу, но в каком-то эпизоде этого дела признается. Или на кого-нибудь свалит.
Я терпеливо ждала. Юлия Львовна несколько минут – я давно докурила сигарету – сидела совершенно неподвижно. И вдруг:
– Да что же он?.. – зарыдала она. – Посадить меня захотел? А из-за чего? Из-за дерьма какого-то! – Она зарыдала сильнее и ничего из-за слез сказать не могла.
Вот еще новости.
Я терпеливо ждала. «Из-за дерьма какого-то!» Это она про документы – «дерьмо»? Ничего себе «дерьмо» – бедный Григорьев все имущество свое продал, чтобы расходы оплатить. А она – «дерьмо»… Сама ты, Юлия Львовна…
– Поподробней, пожалуйста, – попросила я Новичкову.
– Да чего подробнее… – всхлипнула она. – Я пришла вчера к нему… Надо мне было прийти.
– Зачем? – прервала ее я.
– Ну, надо было…
«Надо»… Заставлял ее кто, что ли?
– Ну, вот… все так хорошо начиналось, – продолжала Юлия Львовна, – мы вспомнили нашу жизнь… ту еще жизнь… Когда женаты были. Как познакомились, вспомнили… Потом Саша пошел… стол, по-моему, накрывать пошел. А я в сервант заглянула, мне салфетка понадобилась – я плакала, и тушь у меня…
В сервант! Вот оно! Наконец-то я на правильном пути!
– Я взяла салфетку. Потом смотрю – шкатулка на серванте, – услышала я дальше, – шкатулка, а в шкатулке бумажки какие-то. А на бумажках брошь бриллиантовая лежит. Саша мне ее в день свадьбы подарил. Ну, я брошь и взяла… А теперь…
Я закусила свою фальшивую бороду.
– А бумажки?
– Какие бумажки?
– Да на которых брошь лежала! – заорала я.