– Лхомо и Рауль правы, Энея. – Дорже Пхамо царственно выступила вперед. – Ты убегала от Империи много лет. Пора дать им отпор… Всем нам давно пора дать им отпор.
Не веря своим глазам, я пристально смотрел на старуху. Ее окружала аура… нет, не то слово, слишком уж мистическое… словом, от нее исходило ощущение яркого цвета – темно-карминного, такого же сильного и насыщенного, как и она сама. А потом я вдруг понял, что вижу ауру… нет, не ауру, цвет каждого: яркую синеву отваги Лхомо, золото уверенности Хета Мастина, фиолетовое мерцание потрясения полковника Кассада… Может, это последствие того, что я понял язык живых? А может, и перенапряжение зрительных нервов от сияния плазменных взрывов. Я знаю, что этих цветов на самом деле нет, что это мой разум проводит аналогии, наделяя мое близорукое восприятие личности зрительными образами.
А цвета, окружавшие Энею, не только охватывали весь спектр, но и выходили за его пределы – ее сияние словно наполнило весь корабль и было таким же ослепительно ярким, как сияние плазменных взрывов снаружи.
– Нет, мэм, – мягко, почтительно возразил Джорже Пхамо отец де Сойя. – Лхомо и Рауль не правы. Вопреки всему нашему гневу и желанию дать отпор, права Энея. Лхомо еще может познать – если останется в живых – то, что все мы познаем, если останемся в живых. После причастия Энеи боль, которую мы причиняем другим, становится нашей болью. В буквальном смысле. Физически. Пока чужая боль не станет твоей, ты не постигнешь язык живых.
Дорже Пхамо посмотрела сверху вниз на низенького священника.
– Я знаю, что это правда, христианин. Но это не значит, что мы не можем дать отпор, когда другие причиняют боль нам. – Она обвела рукой медленно проясняющееся силовое поле, звездную россыпь боевых кораблей и тлеющие угли. – Империя… этот молох… уничтожает великое творение человеческих рук. Мы обязаны остановить их!
– Не сейчас, – ответил отец де Сойя. – Это не наш бой. Верьте Энее.
В круг ступил великан сержант Грегориус.
– Каждая клеточка моего тела, каждое мгновение моей выучки, каждый шрам, полученный за годы боев, – все во мне буквально вопит, что надо сразиться с ними немедленно, – пророкотал он. – Но я всегда верил своему капитану. Теперь я верю своему духовнику. И если он говорит, что мы должны верить молодой даме, – значит, мы должны ей верить.
Хет Мастин поднял ладонь, и воцарилось молчание.
– Ваш спор – пустая трата времени. Как сказала вам Та-Кто-Учит, «Иггдрасиль» не вооружен, наша единственная защита – эрги. Но они не способны перевести двигатель в режим С-плюс, поддерживая столь мощный энергетический щит. Фактически у нас нет тяги… Мы дрейфуем всего в нескольких световых минутах от исходного пункта. А пять «архангелов» изменили курс и идут наперехват. – Тамплиер обвел всех взглядом. – Прошу всех, кроме преподобной Той-Кто-Учит и ее друга Рауля, покинуть мостик и подождать внизу.
Все молча ушли с мостика. Рахиль, оглянувшись, посмотрела наверх. Я проследил ее взгляд. Полковник Кассад стоял рядом со Шрайком. Хоть он и был высок, но казался карликом по сравнению с трехметровой скульптурой из хромированных шипов и клинков. Вглядываясь друг в друга с расстояния вытянутой руки, оба хранили полнейшую неподвижность.
Я опустил глаза к голограммам. Светлячки имперских кораблей быстро приближались.
– Возьми меня за руку, Рауль, – попросила Энея. – Звезды, – шепнула она. – Смотри на звезды. И слушай их.
Корабль-дерево «Иггдрасиль» висел на низкой орбите около оранжево-красной планеты с белыми полярными шапками, древними вулканами и речной долиной, протянувшейся на пять тысяч километров, как шрам от аппендицита.
– Это Марс, – сказала Энея. – Полковник Кассад покинет нас здесь.
Полковник уже стоял на мостике, он спустился сразу после квантового прыжка. Вряд ли найдутся слова или образы, адекватно передающие то, что произошло: еще мгновение назад корабль был в системе Биосферы, медленно двигаясь по инерции с умолкшими двигателями, в окружении атакующих «архангелов», и вдруг мы уже около мертвой планеты в системе Старой Земли.
– Как ты это сделала? – спросил я Энею. Я не сомневался, что это она.
– Я научилась слушать музыку сфер. После этого остается только сделать шаг.
Я по-прежнему держал ее за руку и не собирался отпускать, пока она не объяснит все нормальным языком.
– Место можно понять, Рауль, – сказала она, зная, что в этот момент нас слушают многие. – Это – как услышать его музыку. У каждой планеты – своя партитура. У каждой звездной системы – своя соната. У каждого конкретного места своя, и только своя, чистая нота.
– Нуль-транспортировка без портала? – Я все не выпускал ее руки.
– Квантовый скачок в прямом смысле слова. Туннелирование в макровселенной подобно тому, как электрон туннелирует в бесконечно малой области. Шаг через Связующую Бездну.
Я покачал головой.
– Энергия. Откуда берется энергия, детка? Из ничего приходит ничто.
– Но из всего приходит все.
– Что это значит, Энея?
Она отняла руку и погладила меня по щеке.
– Помнишь наш давний-давний разговор о ньютоновской физике любви?
– Любовь – эмоция, детка. Не форма энергии.
– И то, и другое, Рауль. Правда. И единственный ключ к величайшим запасам энергии Вселенной.
– Ты говоришь о религии?
– Нет, я говорю о вспыхивающих квазарах, об укрощенных пульсарах, о взрывающихся ядрах галактик. Я говорю о великом инженерном проекте двух с половиной миллиарднолетней давности, который только-только начинает реализовываться.
Я смотрел на нее в полном ошалении.
– Об этом после, любимый, – покачала она головой. – А сейчас просто пойми, что телепортация возможна и без портала. Настоящих порталов не было никогда… никогда никакие волшебные двери не открывали дорогу в иные миры… только извращенный Техно-Центром второй величайший дар Бездны.
Я чуть было не спросил, какой величайший дар Бездны считать первым. Видимо, язык мертвых… точнее, голос моей матери. Но спросил я совсем о другом.
– Так вот, значит, как ты с Рахиль и Тео путешествовала с планеты на планету без потерь в объективном времени?
– Да.
– И так же отправила корабль Консула с Тянь-Шаня на Биосферу без двигателя Хоукинга?
– Да.
Я собирался сказать: «И ушла на ту неведомую планету, где встретила своего любовника, вышла замуж и родила?» – но не смог.
– Это Марс, – нарушила молчание Энея. – Полковник Кассад покинет нас здесь.
Высокий воин встал рядом с ней. Рахиль подошла поближе, поднялась на цыпочки и поцеловала его.
– Когда-нибудь тебя будут звать Монета, – нежно сказал Кассад. – И мы будем любить друг друга.
