Книга Эндимион. Восход Эндимиона, страница 334. Автор книги Дэн Симмонс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Эндимион. Восход Эндимиона»

Cтраница 334

А моя одиночная одиссея – телепортация на каяке со Старой Земли на Лузус, облачную планету и в иные места. За всем этим стояла Энея. Это она посылала меня в разные места, чтобы я мог их продегустировать и вновь отыскать, когда придет время, но уже самостоятельно.

Я думал – даже написав это повествование, которое сейчас со мной (расхаживая по камере смертников Шредингера, я не выпускал из рук скрайбер), – да, я думал, что мало чем отличаюсь от сопровождающего в этой череде рискованных авантюр. Однако все они имели смысл. Я любил, странствуя вместе со своей любовью – или навстречу своей любви – по музыкальной партитуре миров. Партитуре, которую должен был выучить наизусть, чтобы суметь проиграть ее снова, когда придет срок.

* * *

Закрыв глаза, я сконцентрировался, потом от сосредоточенности перешел к состоянию полного освобождения сознания, состоянию пустоты, – я научился медитации на Тянь-Шане. Каждая планета имеет собственное назначение. Каждое мгновение имеет собственное назначение.

И в этой неспешной пустоте я распахнул себя Связующей Бездне и универсуму, с которым она звучит в унисон. Я бы не смог… я знал это, я бы не смог без причащения крови Энеи, без нанотехнически перекроенных организмов, которые навеки поселились в моих клетках и поселятся в клетках моих детей. «Нет, – тут же одернул я себя, – не моих детей. Но зато в клетках детей тех, кто отверг крестоформ. И в клетках их детей». Я бы не смог это сделать без того, чему научился от Энеи. Я бы не смог услышать те голоса, которые я слышал – такого многоголосия мне еще не доводилось слышать, – не отточив свою собственную грамматику и синтаксис языка мертвых и живых, долгие месяцы трудясь над повестью в ожидании смерти.

Я бы не смог этого сделать, будь я бессмертен. Такая сила любви к жизни и друг к другу может быть дана – понял я раз и навсегда – только смертным, чей век краток и всегда омрачен тенью смерти и потерь.

И пребывая здесь, слушая нарастающие аккорды музыки сфер, я уже различал отдельные голоса в хоре – вот Мартин Силен, все еще живой, но с каждым днем слабеющий на моем родном Гиперионе; вот Тео на прекрасной Мауи-Обетованной, Рахиль на Мире Барнарда, полковник Кассад на красном Марсе, отец де Сойя на Пасеме; и даже нежные аккорды голосов мертвых – Дем Риа на Витус-Грей-Балиане Б, отец Главк на холодной Седьмой Дракона, моя матушка, снова на далеком Гиперионе, а еще я услышал стихи Джона Китса, произнесенные и его собственным голосом, и голосом Мартина Силена, и голосом Энеи:


Но это – человеческая жизнь: война, заботы,

Разочарования, тревоги,

Воображения потуги, даль и близь,

Все это – человек, за всем стоит

Нужда извечная дышать и есть,

Чтоб, ощутив существование, постичь,

Что смерть – покой. Сорняк, цветок ли

Для нее земля растит; но, впрочем, это

Для меня не ново… [63]

Но для меня в тот миг все обстояло как раз наоборот, для меня ново было все. Вселенная стала глубже, музыка сфер превратилась в ликующую симфонию, как Девятая Бетховена, и я знал, что теперь смогу услышать ее, когда пожелаю или когда это будет нужно, всегда смогу сделать шаг навстречу той, кого люблю, или – если это мне не дано – шаг туда, где я был вместе с той, кого я любил, или, если и это мне не будет даровано, – в то место, которое полюблю за его собственную красоту и щедрость.

Энергия квазаров и взрывающихся звездных ядер наполнила меня. Я взмыл на гребнях волн энергии, даже более волшебной и романтичной, чем крылья Бродяг-«ангелов», парящих в потоках солнечных лучей. Скорлупа смертоносной энергии, служившая мне тюрьмой и плахой, вдруг оказалась смехотворной, как исходная шутка Шредингера, – просто детская скакалочка, проложенная вокруг меня вместо стены.

И я вышел из Шредингеровского «кошачьего ящика» и из системы Армагаста.

На какое-то мгновение ограничения Шредингеровской тюрьмы навеки исчезли, пребывая нигде и везде. Хотя мое тело, стило и скрайбер остались неизменными в своем физическом обличье, я взмыл на волне совершенного ликования, сравнимого лишь с головокружительным воздействием самой соло-телепортации. Свободен! Наконец-то свободен! Радость была столь велика, что мне хотелось плакать, кричать в окружающий меня свет не-пространства, влить свой голос в хор живых и мертвых, петь в лад с кристально ясными симфониями сфер, вздымающимися и опадающими, словно прибой. Наконец-то свободен!

И тут я вспомнил, что свобода утратила для меня смысл, что той единственной, ради которой я хотел быть свободен, уже нет. Энея мертва. Безграничная радость бегства угасла, сменившись простым удовлетворением оттого, что многомесячное заключение наконец-то позади. Пусть вселенная утратила для меня краски, зато я волен идти в этой бесцветной вселенной куда угодно.

Но куда? Телепортировавшись во Вселенную со скрайбером под мышкой, я до сих пор не принял решения.

На Гиперион? Я обещал Мартину Силену вернуться. Я слышал его голос, громко резонирующий в Бездне, и в прошлом и в настоящем, но ему уже недолго звучать в этом хоре. Жить ему осталось считанные дни. И все-таки не на Гиперион. Пока нет.

На Биосферу Звездного Древа? Я был потрясен, узнав, что она хотя бы частично уцелела, хотя и не сумел расслышать голоса Лхомо среди тех голосов. Это место немало значило для нас с Энеей, и когда-нибудь я туда вернусь. Но не сейчас.

На Старую Землю? Удивительно, но я слышал музыку ее сферы вполне отчетливо, различая там и голос Энеи, и собственный, и песни наших друзей в Талиесине. Расстояние – ничто для Связующей Бездны. Но не на Старую Землю. Не сейчас.

Я слышал десятки возможностей, десятки голосов, которые хотел бы услышать собственными ушами, тех, кого я хотел бы обнять и с кем я хотел бы вместе поплакать, но сейчас сильнее всего меня волновала музыка планеты, где Энею пытали и убили. Пасем. Обиталище Церкви и гнездо наших врагов, впрочем, теперь я научился разделять переменные. Пасем. Там для меня не осталось от Энеи ничего, кроме пепла.

Но ведь она просила меня взять ее пепел и развеять его на Старой Земле. Развеять там, где мы смеялись и любили.

На Пасем. Кружась в вихре энергии Бездны, уже за пределами Шредингеровой камеры, не существуя нигде, кроме чистой квантовой вероятности, я принял решение и телепортировался на Пасем.

33

Ватикан разрушен, словно десница Господня сокрушила его с небес во гневе, недоступном человеческому пониманию. Окружающий его бескрайний бюрократический город лежит в руинах. Космопорт разрушен. По грандиозным проспектам прокатилась волна пожаров, оставив после себя лишь закопченные остовы зданий. Египетский обелиск на площади Святого Петра переломился у основания, колонны рухнули, как каменный лес. Купол собора Святого Петра раскололся на тысячи осколков, осыпавшихся на разбитые ступени. Обрушилась колоннада портика, обрушился величественный фасад. В Ватиканской стене зияют проломы. Некогда тщательно оберегавшиеся средневековые здания – Апостольский дворец, Секретный архив, казармы швейцарской гвардии, богадельня святой матери Терезы, папские покои, Сикстинская капелла – превратились в обугленные груды камней.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация