– Я тут на фиг не нужен был, у меня же должность – во, пузо – во, меня же по Питеру на двух машинах возят, я по всем текучим предметам главный технолог. Меня просто уломали, люди хорошие уговорили, важные. Говорят – съезди, глянь, что там за перцы трубят о себе так, что уши в дудку.
– Что за перцы? То есть люди? – не понял Сайфиев.
– А, одни там, – махнул рукой Михалыч. – Рынок-то поделен, но вода – это вода. Аш два о. Плюс этикетка и понты. Все всех знают и знают, кто на что способен. А тут появляется новый дятел, Намаслов этот ваш, при нефтяных деньгах, и что-то тихой сапой делает. И всем интересно – он просто так это делает, или действительно Evian с боржомом ему в пупок дышат, так что всем уже пора бояться начинать.
– Ну и как? Пора?
– А фиг его знает. Я как тот флюс, узкий, хоть и опытный. Мое дело маленькое: кальциевое преобладание, разница минерализации и сухого остатка, диссоциированные ионы, озонирование и укупорка. Плюс на выбор клиента – полуавтоматизированная или автоматизированная линия. А рассказы про уникальные свойства и чудесные исцеления – дело службы маркетинга. Но тут уж совсем вопиющий пиар был, научники ваши как шмали обкурились – супер, говорят! Вода, говорят! Твою мать, говорят!
– Михалыч, распугаешь всех.
– Что, громко, да? – всполошился Михалыч. – Вот так щас: чик!
Он повернул воображаемую ручку громкости на разрекламированном пузе и действительно заговорил чуть тише:
– Ну, в общем, должно было сразу стать ясно, врут-не врут. Мы думали, честно говоря, что врут. Что Насер этот ваш, Гамаль Абдель на всех, на нефти наварился, купил всех ученых с требухой и прочим, а водичка-то его – моча дежурного врача.
– Зря ты, хорошая вода, – решил все-таки постоять за истину и за родину Сайфиев.
– Не хорошая, Денис. Отличная. Я говорю, я не спец, и даже воду вообще не пью, никакую – сапожник без сапог, понимаешь? Но вроде феномен налицо. Тело воды чистейшее, биоактив уникальный, гидрокарбонат, сульфаты, щелочной баланс, натуральное озонирование – короче, не врут ученые.
– Что, впрочем, не исключает вероятность их скупки.
– Ну да. Но я как приеду, положу руку на сердце и скажу папикам моим: ваше счастье, ребята, что вы специализируетесь на шипучках. Пока Наколбасов уперся тупо в розлив натуральной воды, вы будете жить. Но когда он докупит линию шипучек и достроит ликерку – все, хана. Как минимум по Волге конкуренты в премиум-классе просто лягут.
– Да ладно, – не поверил Денис.
– Денис, – угрожающе сказал Михалыч. – Я узкий, но опытный. Ты понял? Я тебе говорю: Аждахаево ваше – говна кусок страшный. А вода под ним – жидкий бриллиант. Бутерброд такой, – отметил Михалыч и невесело хихикнул. Он уже заметно окосел.
– А чем Аждахаево-то не угодило? – удивился Денис. – Нормальный такой поселок, выше среднего. У вас в Питере победнее и погрязнее будет.
– Страшно здесь, – сказал Михалыч, пропустив злобный наскок. – Я последние 5 лет только по командировкам и мотаюсь. Думал, все видел. Блин, я в Туве был, завод канцерогенчиков, ну, шипучка эта цветная, ставил. Там город есть, уж не помню названия – короче, все там или уже отсидели, или до конца года сядут. На улицу выйдешь – как зона на прогулке. Все мужики в позе срущего воробья, курят или семечками плюют. Пальцы синие, морды страшные. Бабы сплошь хабалки какие-то. Так там не страшно было. Там все понятно. А здесь жуть. Мне мои сперва рассказывали, что наоборот, рай. Швейцария типа деревенская. А потом резко передумали. Тут, короче, ни гопников, ни бандитов. В ночном клубе танцы по вечерам – мои сходили, пришли офигевшие. Первый вечер только раздухарились – бац, и нет никого в зале. Ни девок, что досадно, ни парней, что опасно. Ну, думают, снаружи ждут с дрекольем. Бутылки нахватали под розочки, минуть двадцать с духом пособирались – и на улицу. А там пустынь. Оптина. Вообще никого. На второй день уже начали всех расспрашивать. Оказывается, местные на танцульки вообще не ходят, только из окрестных деревень. И в 21.00, как Золушки, облегченный вариант, фьють, и по домам. И хоть ты замуж их бери, не удержишь. Вы что, говорят. Это самое безопасное и самое жуткое место в округе, говорят. Кладбище ходячее.
– Михалыч, стоп машина. Я здесь сутки по объектам скачу. Где тут кладбище?
– Ну, не кладбище. Я просто не знаю, как сказать. Слов у меня нету, – прошептал Михалыч. – По слухам, сюда бандюки какие-то прибыли, из этого вашего… Лениногорска, что ли. Буржуев почистить. Прибыли, а не убыли. До сих пор ищут. А мне теряться не хочется. У меня внучка, не говорю уж – вторая дочь на выданье.
Михалыч ненадолго умолк, сунув в рот ком из нескольких пластинок балыка и сыра. Кажется, он не дурковал, и в самом деле был близок к истерике. Денис добил итоговую рюмку, затем, чтобы снизить градус беседы, махнул официантке и ткнул пальцем в свою чашку. Аждахаевский экстрим: одни в ночи водку глушат, другие – коньяк с кофе. А кругом, выходит, кладбище.
Михалыч, тоскливо размышлявший глазами в рюмку, вполголоса продолжил:
– Пока по делам говоришь – нормально. А по улице пройдешь, или на вольные темы переключишься – как с инопланетянами какими-то. Вот ей-богу. Щечками белыми блестят и моргают раз в минуту. А ночью – хоть транквилизаторами нажирайся. Улицы пустые, ни одна собака не гавкнет, и тишина такая, что бошку ломит – вот здесь, за ушами. И пожаловаться, бляха, некому. Ты первый человек, с кем я за эти дни нормально побазарить могу. А до того был как этот. Как эфиоп в эстонской бане. Все тихие, трезвые и работящие. Роботы.
– Может, ваххабиты? – посмеиваясь, предположил Денис. Только посмеивался он уже на автомате.
– Не знаю. Ну, какие ваххабиты. Они же бородатые. А эти наоборот. Мужики лысые, бабы – будто неделю после эпиляторов. И кожа у всех как шлифованная. И будто светится, заметил?
– Так это же здорово.
– Ага. Сказка в картинках. Я нюх топтал такой вот красоте. Это когда с девушкой, значит, на природе под березкой сидишь, сумерки, у березы тело светится, и у девушки все тоже – вот тогда да, здорово. А когда мужик моих лет идет, и будто фосфора объелся… Или собака Баскервилей эта… – Михалыч незаметно, из-под мышки, ткнул пальцем в официантку, неспешно проплывшую по дальней стене.
– А может, они нарки все? – подбросил Денис идею совсем затосковавшему собеседнику. – Поэтому странные, бледные и трезвые. А пляски вокруг воды – прикрытие. Я слышал, что в первую голову линии с шипучкой закупали бандюки, потому что стоили дешево, и помогали наркоту толкать. Как альтернативу водке. А проводили это как борьбу с алкоголизмом – так что еще и помощь государства получали.
– Во-первых, фиг тебе – дешево. Был бы я щас такой красивый и молодой, если бы задешево жизненную силу продавал. Во-вторых, не было такого после Лигачева, чтобы государство помогало с водкой бороться. Она же главный наполнитель казны. После нефти с газом. А иногда и до них. Нефть и газ кончаются, а водка вечна как Россия. Борец с алкоголем – враг государства.
