— Как долбак, — с готовностью подсказала Глаша.
— Витя, иди домой, — холодно повторил
Стрельников-старший. — А мы тут с мисс Дулитл посидим тет-а-тет.
— Ну и посидим! — неожиданно струхнув, согласилась
Глаша. — Не переживай, Витя, мы еще с тобой пообщаемся.
Витя пробормотал что-то неразборчивое и быстро вышел из
кафе.
— Пообщаетесь, — ласково кивнул
Стрельников-старший. — Один раз — туда, другой раз — обратно. Но сначала
пообщайся со мной, детка. Кстати, что это у тебя на губе?
— Пирсинг, — коротко ответила Глаша и выразительно
подрожала ноздрями, чтобы показать, насколько она рассержена. — Ты,
конечно, запретишь своему сыну мне помогать.
— Конечно.
Глаша посмотрела в его мрачные темно-зеленые глаза и поняла,
что тактику придется сменить. То, что годилось для сына, никоим образом не
могло пронять папашу.
— Послушай, — сказала она нормальным голосом,
решив, однако, не переходить на «вы». — Я не собиралась доставлять Вите
неприятности.
— Да что ты говоришь? Втянуть мальчишку в крутые
разборки с агрессивным инвалидом! Требовать от него какое-то заявление!
— Я всего лишь просила позволения упомянуть его
фамилию! — возмутилась Глаша.
— Ага! Чтобы его потом избили или вообще — пырнули
ножом!
— Какая глупость! — рассерженно воскликнула она,
испытывая смутное беспокойство. Ведь она и в самом деле не знала, на что
способен Дукельский в борьбе за свои позвонки. Может быть, он профессиональный
аферист и промышляет таким образом по всем московским пляжам?
— Бедная маленькая мисс Дулитл! — дурашливым
голосом протянул Стрельников. — Она чиста и наивна, как «фиялка»! Она не
хотела ничего плохого!
— Перестань меня так называть, — сердито сказала
Глаша.
— А ты перестань преследовать моего сына!
Он и сам выглядел как бандит, со своей щетиной и высеченными
из гранита губами.
— Ладно, считай, что перестала, — мрачно
согласилась она. — Выбрасываю белый флаг. Пойду под суд за то, чего не
делала.
— Ты взрослая тетенька, — пожал плечами
Стрельников. — И в состоянии справляться с житейскими проблемами
самостоятельно.
Глаша схватила ложку и, уставившись в стол, принялась мрачно
закидывать в рот остатки подтаявшего мороженого.
— Ой! — внезапно сказала она и схватилась рукой за
горло.
— Что?
— Кажется, я проглотила свой пирсинг!
Стрельников посмотрел на нее с брезгливым любопытством и
заявил:
— Самое жалкое зрелище — это молодящаяся баба.
Семнадцати уже не будет, детка! Даже если ты проколешь себе не только губу, но
и перепонки между пальцами.
— Мне казалось, что так я легче найду общий язык с
твоим парнем.
— У тебя не может быть ничего общего с моим сыном.
— Ладно-ладно, мы ведь уже договорились! —
буркнула Глаша. — Твой сын останется в неприкосновенности. А я, может,
вообще под суд пойду.
— Не надо было массировать кого попало.
— Может, мне вообще паранджу надеть? — ехидно
спросила Глаша.
— Что ты, что ты? Зачем же прятать такую
красоту? — Стрельников нахально оглядел ее, хмыкнул и подозвал официантку.
— Получите за кофе.
— Мог бы и за меня заплатить, — специально, чтобы
позлить его, сказала Глаша.
— Ты недавно хвалилась, что у тебя хрусты есть! —
ухмыльнулся тот. — Или бабло, не знаю, как тебе больше нравится.
— Это я не тебе хвалилась, а твоему сыну!
Стрельников тут же помрачнел и заявил:
— Вообще, мисс Дулитл, это отвратительно.
— Что? — не поняла Глаша.
— Морочить голову подросткам. Я ведь слышал, как ты с
ним заговорила: сю-сю-сю! У меня хороший парень. Ума не приложу, как он вообще
согласился иметь дело с престарелой теткой в пошлых хвостиках!
— Разница в возрасте не имеет значения.
Стрельников смерил ее уничижительным взглядом и раздельно
произнес:
— Я. Тебя. Предупредил. Увижу еще раз рядом со своим
сыном — пеняй на себя. — И ушел, не попрощавшись.
Оставшись одна, Глаша решила, что ей просто необходимо
выпить. Однако в кафе-мороженом выпивку не подавали. Она вышла на улицу и
буквально через несколько метров обнаружила бар. Там было шумно и весело. Глаша
уселась перед стойкой и заказала большой коктейль. Бармен, обслуживая ее,
улыбался в усы. Вспомнив, что она похожа на куст, Глаша отправилась в дамскую комнату,
чтобы избавиться от заколок, и, увидев себя в большом зеркале, на некоторое
время лишилась дара речи.
— Господи, какая же я дура! — вслух сказала она,
едва придя в себя. — Мне тридцать пять лет, а я до сих пор такая вот дура!
Это ж надо было поддаться на уговоры влюбленной Лидки и сотворить с собой
такое? О чем я только думала?
Она повыдирала из волос заколки и поплелась обратно.
— Я хочу вам что-нибудь заказать, — сообщил ей
какой-то тип, устроившийся на соседнем табурете.
Он был страшенный, как ночной кошмар. Поглядев на него,
Глаша подперла щеку рукой и, понизив голос, спросила у бармена:
— Что опять со мной не так?
— Все нормально, — подмигнул тот. — Здесь все
друг с другом знакомятся.
— А я просто выпить зашла.
Кое-как отбившись от соседа, Глаша покинула питейное
заведение и поехала домой, купив по дороге бутылку коньяка. До сих пор она
никогда не пила одна, да и вообще пила мало.
— Надо было выйти замуж в восемнадцать, — сказала
она сама себе, налив первую порцию в граненый стакан. — За Борьку Туркина.
Правда, он был косоглазый и пришепетывал, зато как меня любил!
Она чокнулась с сахарницей и выпила. Потом съела дольку
шоколада и продолжила монолог:
— Или, в крайнем случае, за Померанцева, в двадцать
три. Но он был весь в оспинах и ниже меня ростом.
Ударившись в воспоминания и перебрав всех своих поклонников,
Глаша пришла к выводу, что нормальные мужчины за ней вообще никогда не
ухаживали.
— Может быть, тот из бара был венец всему? —
продолжала размышлять она. — Может, зря я не стала с ним знакомиться?
Может, он был моей судьбой? И, прогнав его, я навсегда подписала себе приговор
остаться старой девой?
Погоревав еще, старая дева принялась уничтожать коньяк,
который несколько примирил ее с жизнью. К ночи она пришла в такое веселое
расположение духа, что ей захотелось петь и танцевать. Она врубила музыку и
стала скакать по комнате. Попутно разбила стекло в книжной полке и смела пару
цветочных горшков с подоконника.
