В конце концов напилась до бесчувствия и, когда утром
зазвонил будильник, просто свалилась с кровати на пол. До ванны пришлось
ползти, и тело было таким неподъемным, будто бы его готовили к полету в космос,
утяжелив каждый квадратный сантиметр. Хватаясь руками сначала за ванну, а потом
за раковину, бедолага наконец поднялась на ноги и возникла в зеркале.
— Мамочка моя! — пробормотала она, ощупывая руками
щеки. — Что-то я неважно выгляжу. Может быть, я заболела?
Состояние было новым, и Глаша просто поверить не могла, что
во всем виноват коньяк.
— Раиса Тимуровна, у меня грипп, — сообщила она,
явившись на работу и едва ворочая языком.
— Сочувствую, — пробасила Подвойская и потянула
носом. — Ты рассольчиком лечилась, драгоценная моя?
— У меня его нету.
— Пойди к Бабушкину, он тебе что-нибудь посоветует.
— Нет-нет, — замахала руками Глаша. — Сначала
я ему подготовлю обещанные распечатки, а уж потом буду просить совета.
С распечатками ничего не выходило: руки не слушались, и
принтер зажевывал бумагу, несмотря на то что Глаша постаралась сосредоточиться.
— Глаш! — сердито крикнул Лева Бабушкин, засовывая
голову в ее кабинет. — Ты мне клятвенно обещала…
Глаша обернулась на голос, и Лева тут же пробормотал:
— О господи!
— У меня грипп, — сообщила та. — Не чувствую
ни вкуса, ни запаха.
— Еще бы, — пробормотал Лева.
— Лев, у меня такая головная боль! Я утром с кровати
упала. Это может быть трещина в черепе?
— Смотря что ты пила. А сейчас тебе нужен кофе.
— Кофе мне не помогает.
— Ты небось чашечку выпила? А тебе надо ведро.
К обеду Глаша посерела. И когда появился рассерженный чем-то
Кайгородцев и начал голосить в приемной, она заткнула уши. Через минуту Петя
возник в ее кабинете и принялся беззвучно шевелить губами. Потом перестал
шевелить и, подойдя к Глаше, потряс ее за плечо. Она застонала и открыла уши.
— Дукельский где-то спрятался, можешь себе
представить? — заявил он. — Мои орлы не могут его найти. Кстати, ты
собираешься что-нибудь предпринимать? Ну… По нашему делу?
— Да, — выдавила из себя Глаша. — Только не
ори так.
— Я и не ору. У тебя есть какой-нибудь план поисков?
— Надо покопаться в вещах твоей жены, в ее бумагах… Или
ты уже копался?
— Нет, — испугался Петя. — Я вообще ничего не
делал.
— Молодец, — пробормотала Глаша. — Тогда
после работы сразу поедем к тебе.
— У меня через час важная встреча. Сейчас соберу бумаги
и отчаливаю. Подгребай ко мне домой часов в девять вечера, так будет лучше
всего.
— Ладно, — сказала Глаша. — В девять так в
девять. Только адрес оставь. А то я на кладбище была, а дома у тебя нет.
Петя нацарапал на листочке свой адрес и даже схему
нарисовал, как до его дома добраться. Открыл дверь в приемную и снова заорал:
— А где Подвойская, леший ее забери?
— Не ори же ты так! — простонала Глаша, втянув
голову в плечи. Потом махнула рукой:
— Ее нет, она обедает.
— Опять с супом?!
Раиса Тимуровна ходила в столовую, расположенную аж за три
квартала. Она придерживалась убеждения, что горячий суп продлевает жизнь, и
ежедневно совершала долгие пешие прогулки в поисках борща или рассольника.
— Она меня без ножа режет! — расстроился
Петя. — Тогда, Глаш, ты иди и ищи у нее в столе все, что касается методики
похудания. Давай, живенько, живенько!
Покряхтывая и постанывая, Глаша выползла в приемную и,
усевшись на место Раисы Тимуровны, принялась обследовать ящики ее стола. Стол
оказался настоящим складом полезных вещей. Там было все — начиная от ниток с
иголками и заканчивая паяльником. Единственный ящик, в котором лежали бумаги,
находился в самом низу. Поверх папок катался белый пластмассовый пузырек без
опознавательных знаков. Глаша вытряхнула его вместе с бумагами, и он покатился
по полу, стуча, словно погремушка.
Она подняла пузырек и ради любопытства отвинтила крышку.
Внутри лежали белые круглые таблетки и свернутый в несколько раз вкладыш.
«Может, Раиса Тимуровна тайком худеет с помощью какой-нибудь суперсистемы?» —
подумала Глаша. Она развернула вкладыш, но по-русски там не было ни слова —
бумажка была испещрена разноцветными иероглифами. «Свистнуть, что ли, для
Дениса?» — подумала Глаша, но тут же решила, что без спроса неудобно. Кроме
того, почти такой же вкладыш она вчера взяла у Лиды.
— Глаш, да что ж такое! — вскричал Лева Бабушкин,
застав ее кверху попой на полу возле стола. — Ты будешь работать или нет?
Я понимаю, что ты сейчас не в форме, но мне от этого не легче!
— Я несу-несу, — проквохтала Глаша. — Только
не ори!
Саша Ашмаров, который вышел в приемную покурить,
сочувственно спросил:
— И что же ты вчерась отмечала?
— Не помню, — призналась Глаша. — Кажется, я
прощалась с молодостью.
— Вы с ней были только вдвоем?
— М-м… Не могу сказать с уверенностью. По крайней мере,
посуда наутро оказалась побита.
— Кстати, Левка проспорил мне бутылку вина, так что
сегодня вечером мы с ним идем в ресторан. Не хочешь присоединиться? Лев, ты не
против?
— Я совсем не против, только с условием, что она до
вечера справится с распечатками.
— Так как? — настаивал Ашмаров, топчась своими
узкими ботиночками прямо возле Глашиных пальцев. — Идешь с нами?
Глаша закинула завинченный пузырек обратно в ящик и подняла
голову.
Вид у Саши Ашмарова был заговорщический. «Интересно, что это
на него нашло? — подумала она. — Раньше он никогда не предлагал мне
идти куда-то после работы. И тут вдруг — в ресторан. Хоть и с Бабушкиным, но
все равно».
Глаша стала соображать: у Ашмарова жена и ребенок, у Бабушкина
вообще трое детей. Значит, ничего серьезного тут быть не может. Вероятно, с ней
желают завести незатейливую интрижку. Она тотчас же представила, как будет
развиваться такая интрижка и чем она может закончиться. Плачевная перспектива!
Крутить роман на работе можно только в том случае, если ты уже подыскиваешь
себе новое место. А если нет, не стоит испытывать судьбу.
— Я сегодня не могу, — сказала она. — У меня
весь вечер занят.
— Но подлечиться-то? — не отставал Ашмаров.
— Я уже хорошо себя чувствую, — соврала Глаша.
— Значит, ты в состоянии сделать распечатки? — тут
же оживился Лева.
— Да, — прокряхтела она, пытаясь подняться при
помощи массивного стула Подвойской.