Уже совсем с другим выражением лица она поглядела на
маленького человечка.
«Китаец! — подумала она. — Все равно, что
инопланетянин».
— Ду ю спик инглиш? — спросила Глаша, подкрадываясь
к нему.
Тот мигом обернулся и, соорудив на лице аккуратную улыбочку,
радостно закивал:
— Иес, ай ду!
Как выяснилось в скором времени, по-английски он говорил
немногим лучше, чем она сама. Поэтому диалог происходил на
русско-китайско-английском с добавлением мимики.
— Ходи! — пригласил китаец, отступая от двери и
глядя на Глашу снизу вверх,
Она поспешно вошла, воровато осмотрев напоследок пустой
коридор. Номер был небольшим и чистеньким. Впрочем, Глашу в первую очередь
интересовала толщина стен и наличие вентиляционных отверстии. Но прежде чем
заняться подслушиванием, предстояло на время отвлечь чем-нибудь хозяина.
— Гла-ша, — сказала Глаша и показала на себя
пальцем.
Китаец радостно кивнул и проделал то же самое, ткнув в тощую
грудь коротким пальчиком:
— Ван Фань Чжень!
— Слушай, Ван Фань, — спросила она. — Что ты
имел в виду, когда говорил «луски текс»?
Китаец закинул голову и задребезжал, как старый звонок.
Стало ясно, что он ничего не понял.
— Вот ду ю мин, — перевела Глаша, мобилизовав все
свои языковые резервы, — бай сейинг «луски текс»?
Китаец мелко-мелко закивал и ответил:
— Расана секса!
— Ах, русский секс? — обрадовалась та и потерла
руки. — Это мы на раз!
— Ай ноу расана секса из самсинг спешл!
— Да уж, русский секс — это нечто особенное! —
поддакнула Глаша, приближаясь к той стене, которая отделяла их от двести
двадцать второго номера. — Это тебе, Ван Фань, верно сказали.
— Расана секса из самсинг фантастик, иес?
— Иес ит из, — кивнула Глаша. — Дас ист
фантастиш!
Китаец взял Глашу за руку и поинтересовался:
— Хау мач?
— То есть ты хочешь знать, почем? — рассеянно
спросила та, отодвигая занавеску и пытаясь разглядеть, где кончается
балкон. — Сто. Ван хандред.
— Уот? — тут же уточнил китаец.
— В какой валюте, я еще не решила! — отмахнулась
от него Глаша. — Потом разберемся. Ты, дружок, давай, расстели пока
кроватку, брючки повесь на вешалку, френчик свой.
К ее великому изумлению, китаец совершенно точно начал выполнять
указания. Глаша тем временем открыла стеклянную дверь, высунулась наружу и едва
не закричала от радости: от соседнего балкона ее отделяла только символическая
перегородка, через которую можно было легко перешагнуть.
Ван Фань Чжень тем временем разоблачился и залез под одеяло.
После чего начал верещать по-китайски, по-видимому, призывая партнершу
поторопиться.
— Слушай, Ван Фань, мне сейчас настолько не до
тебя! — сообщила ему Глаша. — Прямо даже не знаю, что и делать,
честное слово.
— Плиз! — потребовал голенький китаец и постучал
рукой по одеялу рядом с собой.
Глаша сощурила правый глаз. Однажды брат Коля научил ее
потрясающему приему. Стоит сильно нажать на одну точку на шее, чтобы человек
отключился минут на пятнадцать, а то и больше. Правда, тренироваться ей было
особенно не на ком. Лишь два года назад, когда к ней поздним вечером возле дома
пристал какой-то алкаш, Глаша решила воспользоваться приобретенным навыком. Она
навалилась на пьяного и нажала туда, куда ее учили. Тот и в самом деле отключился,
но Глаша до сих пор не знала доподлинно, что было тому истинной причиной.
«В конце концов, — решила она, — попытка — не
пытка!» — Она плюхнулась на кровать поверх одеяла и, взяв Ван Фань Чженя за
плечи, перевернула его на живот. Тот снова засмеялся странным дребезжащим
смехом и так напрягся, как будто ему собирались делать прижигание.
Глаша примерилась и, положив большой палец на нужное место,
крякнув, надавила на него изо всех сил. Китаец завизжал, словно поросенок,
которому прищемили хвост.
— Прости Ван Фань, — пробормотала Глаша. —
Первый блин, как говорится, комом. Как говорится, болл. Андестенд? — И
нажала еще раз.
Китаец ни в какую не желал отключаться. Он забил рукам и
ногами и, дрыгнувшись, перевернулся обратно на спину. Глаза у него выпучились,
как у экзотической рыбы, которую Глаша видела однажды в передаче «Подводный
мир».
— Клянусь, Ван Фань, последняя попытка! —
пообещала она и, усевшись на беднягу верхом, поцеловала его в лобик.
Одновременно она нажала туда, куда следует, и искатель
удовольствий мгновенно сник, смежив вежды. Не тратя больше ни секунды, Глаша
вышла на балкон и перебралась через загородку. Нужная ей дверь была приоткрыта.
Встав на четвереньки, шпионка доползла до места и остановилась, прислушиваясь.
В номере было тихо, только где-то далеко будто лилась вода. Глаша подумала, что
Нежный уже ушел, и страшно расстроилась.
Однако, как выяснилось через секунду, расстроилась она рано.
Кто-то кашлянул в непосредственной близости от нее, потом в глубине комнаты
щелкнула задвижка, и голос большого босса спросил:
— Ну что, пришел наконец в себя, слабак чертов?
— Хватит на меня наезжать! — визгливо ответили
ему.
Голос был мужской, но высокий. Глаша поняла, что именно его
обладатель так долго рыдал в подушку. Вероятно, Нежный отправил его умываться и
приводить себя в порядок, поэтому был шанс, что Глаша ничего не пропустила.
— Если будешь меня обзывать, я вообще не стану с тобой
разговаривать!
— Ну, хорошо, — примирительно сказал
Нежный. — Хорошо, Антон. Сядь, и давай поговорим по существу. Я хочу
понять, как все произошло.
— Зачем? — выкрикнул невидимый Антон. — Я уже
все тебе рассказал!
— Ты орал, и глотал сопли, и утыкался мордой в диван, я
ни черта не понял! — отрезал большой босс.
«Кажется, сейчас будет выступление на бис», — подумала
Глаша, замирая от Любопытства и ужаса.
— В понедельник ты мне позвонил и сказал, что ты в
Москве и что у тебя неприятности. Из-за них плохое настроение и все, что его
сопровождает, — сердито продолжал Нежный. — Я объяснил, что это дело
поправимое, и пообещал, что пришлю тебе девицу для поднятия духа.
— Ну, да! Ты сказал: потрясающая брюнетка, чертовски
опытная, так что скучать не придется! — плаксиво добавил Антон.
Глаше страсть как хотелось его увидеть, и она, став на колени,
осторожно сравняла глаза с подоконником. Антон оказался здоровенным бугаем с
грубо вытесанной нижней челюстью и маленькими свинячьими глазками. Тонкий голос
совершенно ему не подходил, но это был именно его голос, и он делал всю фигуру
Антона несколько карикатурной.
