Над толпой висел маркерный номер санкционированного мероприятия, счетчик участников и ссылка. «Митинг с требованием улучшить социальные нормы»; коротко, размывчато и вроде как законно. Все бы им улучшать, я полгода искал нормального напарника, готов был брать любого взрослого мужика, хоть работягу, хоть студента — шиш вам, все хотят в Сети работать, ручками им — некрасиво. Как пахать за приличную зарплату с оформлением трудовой, так никого; как языком на природе болтать, так вон, пока иду — уже тридцать человек присоединилось. Быстро просмотрел состав, отключил предложение принять участие, еще не хватало себе репутацию портить, не мальчик. Знакомых, как и ожидалось, никого не оказалось.
— Настало время, друзья, решительно заявить, что мы тоже граждане и не потерпим подобного разделения! Мы, как и наши соратники в других городах, должны заявить…
Я поморщился — вещали не только в микрофон, но и на локалку Сети, так что этот заунывно-бодрый голос лез и из очков. Черт, жаль, нет способа отключить, на общегражданской частоте вещают, хотя большая часть — урезанцы, а четверть — и вовсе социки. Нет уж, ходу, ходу. Пока шел, просмотрел составленные организаторами требования — настолько безграмотны и банальны, что их можно на уроках права приводить как пример. Двоечники, двоечники повсюду!
— Вит?
— Чегось? — Я проверил ближайшие улицы и свернул, там людей не было, митингующие старались соблюдать порядок и кучковались в одном месте.
— Тогось! Я в кафешке сижу, твой сценарий гляжу.
— Высоко сидишь…
— Далеко гляжу. Ты чего смурной?
— Вась, хоть ты не начинай! Мне сейчас мозг ели, в десантники звали.
— Туда тебе и дорога, дуболому!
— Прибью, шкилетина!
Голос у Казакевича был неприлично бодрым и веселым. Впрочем, это лишь я был таким мрачным; погода отличная, солнце светит, птички щебечут, люди ходят улыбаются, девушки красивые… девушек вокруг нет. Ну да, митинг. Потом говоруны обязательно начнут бродить по улицам, безобразия нарушать, как положено. На хрен им повышение нормы? Зачем им права? У них полно прав! Четких, прописанных и соблюдаемых. Но им мало, они почему-то хотят прав, равных с теми, кто делает больше них самих в разы! С какой стати?
В кафешку я вошел абсолютно неприятным человеком, едва удержавшись от того, чтобы зарычать на подошедшую официантку.
Симпатичную, между прочим.
Васька помахал рукой от столика у окна. Блокнот у него бумажный, с карандашиком, планшет под рукой, рядом бокал с какой-то разноцветной жидкостью. Писатель за работой, ага. Пижон!
Мудро оценив мое состояние, Казакевич заказал десерт и дождался, пока я съем сладкое и успокоюсь.
— Ладно. — Я облизал ложку, жалея, что приличное воспитание не позволяет сделать то же и с креманкой. — Зачем ты меня сюда заманил?
Васька, приняв важный вид и откинувшись всеми своими сорока пятью кило на спинку стула, начал издалека:
— Это по поводу твоего квеста. Знаешь, я иногда беру старые рассказы, ну чтобы сюжеты не искать…
— Да? Всегда думал, ты сюжеты берешь со вкладышей «Love is».
— Одно другому не мешает. Так я о чем, Вит — иногда натыкаюсь на кое-что интересное. Ну просто наглядное пособие «Распространение формирующей идеи».
— Проще говори, проще.
— Берется старый, лет тридцать-сорок назад написанный рассказ…
— Трупоед.
— Профессионал! Переписываешь, укрупняешь и получается вполне нормальный фик, готов к продаже.
— Типа этой твоей привычки никто не знает…
— Не в том дело — помимо прочего, это отличный способ видеть основные маркеры сознания обывателей того времени. Писатель не может писать в отрыве от своей эпохи, он что-то вплетает в нее, что-то свое, но и что-то взятое у других. Иногда неосознанно взятое.
— Можно еще проще?
— Помнишь, я говорил тебе о том, что все нами видимое это вариации на темы, созданные творцами?
— Да, ты бредил довольно убедительно.
— Вот и тут — когда кто-то в вашей игре, «Творцах», толкает идею, ее тут же подхватывают. Иногда даже не замечая!
— Я помню теорию образования мема.
— Да-да, конечно. — Он раздраженно махнул рукой. — Но мем, как правило, штука локальная. А тут вдруг читаю твои материалы, и манипуляция… знаешь, я вижу, что какая-то общая идея есть, но не могу понять, ни кто это все двигает, ни фокус приложения!
— Поясни? — Решив, что моральные страдания и потраченная на восприятие умственная энергия должны как-то компенсироваться, я заказал еще одно пирожное.
— Тут какая-то странная схема, которую я не могу уловить. Чую, что она есть, а локализовать — никак! Понимаешь, я просмотрел квесты на героик у других архетипов «содески». Они обычны! Они линейны и просты, в смысле — понятны, там сложности чисто технические — убить, добыть, все такое. Но вот появился этот ваш Паладин, и его квест стал сюжетным. Ладно, я могу понять, что для выхода на него нужно пользоваться виртом, но зачем столько эмоций? Эта ненужная сложность! Она… — Васька защелкал пальцами, подыскивая слово. — Избыточна? Ну да, пожалуй. Это уже не игра, это безадресная манипуляция непонятно с какими целями! Но она есть, спорю на что угодно! При этом есть какой-то критерий для наиболее значимых фигур…
— Индекс соответствия называется.
— Да! Именно! И получается он как?
— Отыгрышем, как еще?
— Использованием вирта! Я проверял! Все такие игроки как-то завязаны на непонятную движуху. Нет людей с высоким индексом, играющих традиционно!
М-да, сдается, Казакевич эмпирически разоблачил команду Наставника. Вот так, за неделю, не входя в игру, по косвенным… Рассказать ему? Или не стоит? Наверное, все же не надо. Вдруг еще чего найдет?
— Это естественно, кто в игру влезает с ушами — тот и пользуется всеми способами, от вирта до наемников вроде тебя. Кончай бредить мировым заговором, естественно, там есть идеи, мемы и сюжетные манипуляции, на то она и эрпэгэха. Лучше просто скажи, что делать дальше. Нам надо квест завершить.
Казакевич страдальчески закатил глаза:
— Я ему про то, что здесь есть какая-то непонятная, может быть даже опасная тайна, а он — «мне бы схемку»!
— Поменьше фантазируй, оставь силы для реальной жизни.
Васька вдруг порозовел, застенчиво почесал ухо.
— Знаешь, я только что тут с девушкой познакомился. Кажется, что-то получится. Ты только Нате ничего не говори!
— Думаешь, она тебя еще помнит?
— Мы вечером встречаемся. — Васька довольно улыбался до ушей, аж светясь.
— Одновременно крутишь с двумя? Развратник!
— Зато я красивый и умный.
