Хмыкнув, Штраубе тем не менее исполнил приказ атамана – подошел, глянул… Странный оказался след. Такой же, как тот, что сам Ганс только что видел. На снегу четко отпечатался след босой человеческой ноги! Огромных размеров!
– Однако, и лапища! – негромко присвистнул Иван. – Как полторы моих. Что там наш проводник о людоедах рассказывал?
Глава IV
Осень – зима 1582 г. Низовья Оби
Твари
– Менквы! – едва спустившись в овраг, с ходу заметил Маюни. – Это менквы! Сожрали все мясо, часть с собой унесли. И казаков ваших – увели. Не всех.
– Это ты с чего решил, что увели?
– По следам, – отрок махнул рукой. – Там, в роще. Гляньте-ка.
В осиновой роще, располагавшейся невдалеке от оврага, похоже, и разыгралась самая драма. Как понял Иван, неизвестные вражины – что ж, пусть пока будут менквы – атаковали тупо, решив взять не умением, а нахрапистостью, числом и силой. Просто выскочили из оврага, набросились, хватили мясо да убежали в рощу – казаки погнались, стреляли – на снегу еще была видна кровь, – но справиться с менквами не смогли ввиду количественного перевеса и грубой силы последних.
– Смотрите, смотрите, вон там! – закричал из-за деревьев остяк.
Казаки повернули головы, увидев застрявшую в ветвях шапку.
– Овдея шапчонка-то, – шепотом признал Силантий Андреев. – Из нашего десятка парень.
– Знаю Овдея. Козаче добрый. – Еремеев внимательно осматривался вокруг, в сердце его томилось какое-то нехорошее предчувствие, белесый шрам на виске ныл, словно к резкой смене погоды… или – к чему-то плохому.
Вот это-то плохое и случилось: первое растерзанное тело обнаружил Силантий, именно что растерзанное, и – почему-то без головы. Второе – тоже обезглавленное – увидал Маюни, позвал казаков, пробормотал про себя что-то.
– Что ты там говоришь-то? – не разобрал атаман.
Остяк обернулся:
– Менквы мозг кушать любят, да-а. Вот головы и забрали. Будут по пути домой лакомиться – пленники-то им не нужны, только еда, мясо.
– Это наши казачины для них – мясо?! – в ужасе перекрестился Андреев. – Господи, прости мя…
– По пути домой, говоришь… – Иван потрогал побелевший шрам. – А где у этой погани дом?
– На севере, – повел плечом остяк. – Где тепло. Осенью менквы редко сюда забредают, да-а. Нынче, видать, за товлынгами шли, запромыслить хотели. А тут мы…
– Слушай меня, козаче! – Еремеев принял решение сразу же, без раздумий, подозвал всех. – Вражин мы нагоним и наших, покуда не съеденных, – отобьем. Только времени терять нельзя ничуть, дорого время-то! Пока суд да дело – Афоню да прочих и сожрать могут, так что возвращаться не будем – пойдем по следам. А вы, двое, – атаман ткнул пальцем в молодых парней, – побежите живо в селенье, расскажете там все. До нашего возвращения, как я и говорил, отец Амвросий – за старшого. Расскажете все, вернетесь – похороните наших с честию. Все! Исполняйте.
Молодые воины вытянулись, поклонились своему атаману да быстро зашагали к тропе, к той, что вела в селение. Все остальные – восемнадцать душ, проводника не считая – повернули вслед за Иваном. Вел казаков Маюни, вел хорошо, знающе – то и дело показывал атаману приметы: вон тут следы, вон там – кора у дерева ободрана, а там – гнездо птичье разорено.
– Менквы выносливы, – предупредил Маюни. – Идти могут долго и быстро, да-а.
Еремеев покачал головой:
– Ничего! Не сегодня-завтра нагоним, и уж тогда… Бедные твои менквы!
– Никакие они не мои!
…Посланные в селенье казаки не то чтобы вызвали панику – не того сорта подобрался там народ! – однако смутили сердца у многих, не только у красных дев.
Назначенный за старшого отец Амвросий, отпев погибших столь страшной смертью казаков, усилил караулы и без надобности выходить в лес запретил. Темнело нынче рано, да и дни начались ненастные: с непрерывно валившим снегом, с пургою, с волчьим по ночам воем – будто по покойнику – тоскливым, страшным. Часть казаков собирались частенько в атамановой избе послушать священника да, посидев дотемна, уходили спать. Никто на острожек не нападал, никакие людоеды вокруг частокола, алчно облизываясь, не бродили. В общем, тоскливо жили. Все… окромя некоторых.
– Ну, за идола златого! – подняв чарку, негромко промолвил Карасев Дрозд. – Чтоб мы его нашли. Мы, а не другой кто-то.
Мосластое лицо его раскраснелось не столько от выпитого – что там будет, с бражицы-то? – сколько от распространяемого от открытого очага тепла, едкого дыма да дурных, упорно лезущих в голову мыслей.
Мысли сии поддерживали и другие участники скромной попойки – здоровяк и палач Лютень Кабаков и белобрысый татарин Исфак Шафиров, несмотря на запреты своей веры употреблявший бражку с напором и удовольствием, ничуть не меньшим, нежели у его православных собутыльников.
Так само собой получилось, что располагавшаяся на окраине селенья землянка их ныне оказалась в полном распоряжении трех дружков, все остальные жильцы – казаки младые – либо ушли с атаманом на поиски пропавших, либо сами пропали, сгинули.
– Помянем бедолаг. – Дрозд маханул сразу целый туес, что вызвало явное неудовольствие среди его сотоварищей.
– Э, ты что так хлебаешь-то?! – сжав огромные кулаки, грозно набычился Лютень.
Шафиров же Исфак поиграл желваками и сунул руку под стол… к ножу засапожному – чтоб доставать удобней.
Видя такое дело, Карасев замахал руками:
– Да ну вас, робяты, да ну. Случайно вышло. Боле не буду, ага.
– Не будет он, – зло ухмыльнулся татарин. – Браги-то мало осталось. Да и ягод засушили мало – до весны не хватит на бражку-от. Что делать-то будем – сопли жевать?
– У девок все ягоды. – Дрозд плотоядно втянул носом воздух и тут же закашлялся, изрядно глотнув дым. Выругался:
– Тьфу ты, черт! И когда только отсель выберемся?
– Эх, на Москву бы… – погладив плешь, поддержал его Лютень. – В усадебку, с девками, хы.
– Девки – это не худо, – Шафиров согласно кивнул и скривился, будто у него вдруг внезапно заныл зуб. – И у нас, чай, есть девки-то. Девственницы! Одна другой краше.
– Ну, положим, девственны-то сейчас и не все, – глумливо ухмыльнулся Дрозд. – Вон Авраама рыжая с Кольшей кормщиком скурвилась, да и иные тож…
– Плохо, что не с нами. – Исфак скривился, побарабанил пальцами по низенькой лавке, скорее даже – просто нешироким нарам. – И плохо, что бражка кончается. Где новую будем брать?
– Так у девок ягод спросить можно…
– Ягод, – передразнил Карасева Лютень. – Спросить… А я бы, братва, так просто взял! И ягоды, и самих девок… ужо пошшупал бы за титьки, ага!
– Нельзя. – Дрозд с видимым сожалением скривил мосластое, будто у некормленой лошади морда, лицо. – Атаман строгий приказ дал.
