– Можно я с тобой посижу? Я тихонько.
– Сиди, да-а.
Так и просидели до утра вдвоем, молча. Маюни лишь иногда трогал пальцами бубен, а Настя шевелила прутиком угольки да запекла остаток форели. Разломила кусок надвое, протянула отроку:
– На.
Так же молча и пожевали, прислушиваясь к перекличке дозорных:
– Славе-ен город Москва!
– Град Смоленск славен!
– Усолье!
– Вычегда!
– Кострома-а-а!
– Славе-ен город Москва!
Так и не заметили, как стало быстро светать, как вспыхнули почти разом оба солнца: одно – истинное – за деревьями, второе же почти прямо над головой.
– Эй, робяты! – нагнувшись, растолкал их Чугреев. – Вы тут спите, что ль?
И впрямь, уснули! Прям тут и прикорнули, у костерка оба, свалились на мягкий мох. Так и спали, обнявшись, а разбуженные громким голосом десятника, разом вскочили на ноги, смущенно щуря глаза:
– Ой!
Глянули друг на друга – и рассмеялись.
– Ой, Маюни, у тебя травищи-то в волосах, ух!
– Ты на себя посмотри, да-а.
– Ой! – Настя вдруг замерла, бросив удивленный взгляд в блеклое синее небо. – Что это? Летучий дракон?
Казаки и сам атаман, словно бы невзначай случившийся рядом, запрокинули головы, кто-то схватил пищаль, а Маюни, вздернув лук, живенько наложил на тетиву стрелу с перьями трясогузки.
В небе над озером, не очень-то высоко, расставив кожистые, словно у летучей мыши, крылья, парил бесхвостый, отвратительный с виду дракон с узкой и вытянутой, с каким-то уродливым гребнем сзади, мордой и двумя когтистыми лапами. Время от времени открывая пасть, дракон издавал омерзительный вопль, похожий на громкий крик выпи, впрочем, вовсе не это привлекло к себе вниманье казаков. На холке летающего чудовища, свесив ноги, сидел человек, судя по всему, внимательно осматривающий округу! Что за человек, во что одет, было не очень-то видно из-за бьющего в глаза солнца, однако Иван поспешно послал оруженосца Якима в шатер за подзорной трубою.
– Это-то что еще за чудо? – щуря глаза, переговаривались меж собою казаки.
– А крылья-то – саженей в пять!
– Не-е, помене – в четыре.
– Господи, а что там за рожа-то? Небось, татарин?
– Что-то не слыхал я, братцы, чтоб кучумовы татары драконов таких приручили!
– Может, из пищали его?
– А что? А ну, братцы… Атамане, ты как? Шарахнем?
– Ой – улетает, гляньте-ка!
– Словно слова наши услышал, ага.
Оруженосец Яким, подбежав к Еремееву, протянул трубу:
– Принес, атамане. Вот.
Иван быстро приложил окуляр к правому глазу, но было уже поздно, он только и смог рассмотреть бесхвостый огузок чудовища да спину его седока – то ли в панцире из костяных пластин, то ли просто в коротком кафтане и в круглой черной шапке с пришитым лисьим хвостом.
– Ну, оглянись же, сволочина, оглянись! – кусал губы Иван.
О чудо! Всадник вдруг обернулся….
Атаман не поверил своим глазам, узрев у хозяина дракона вместо лица зияющий темными глазницами череп!
– И вправду колдун…
Опустив трубу, молодой человек потер пальцами шрам.
– Что там, атамане, что? – допытывались казаки.
Иван с ухмылкою отмахнулся:
– Так, ничего особенного… Так…
Глава IX
Весна 1583 г. П-ов Ямал
Как собаки, драконы
Иван подумывал было отправиться на разведку и самому, возглавив один из отрядов, однако появление всадника верхом на летучем драконе вконец спутало все его планы. Атаман никак не мог отделаться от мысли о том, что всадник тоже был разведчиком, соглядатаем колдунов сир-тя, и появился он здесь отнюдь не случайно.
И все же сидеть на мысу и ждать у моря погоды было бы непростительной тратой времени, поэтому Еремеев выслал казаков на разведку на двух стругах, а часть пушек и фальконетов велел снять, установив на берегу, между перегораживающими весь мыс камнями. Там же расположил и казаков с пищалями, оставив на стругах лишь небольшое количество воинов, в основном лучников, и несколько пушек – мало ли что за чудище появится вдруг из воды? Здесь хоть и мелководье, а предосторожность не помешает – не зря же соглядатай делал облет!
Вернувшиеся к вечеру разведчики во всех подробностях доложили обо всем, что им удалось увидеть. С их слов атаман начертил карту, особо выделив опасные места и волоки – на этот раз не такие уж длинные, зато опасные, проходившие через густые заросли папоротников и кустов.
Ближе к ночи разговор вновь зашел о соли, о менквах, которые то ли умели выпаривать соль из воды, то ли нет…
– Да, говорю ж вам, пресная вода-то! Какая из нее соль?
– Но откуда-то она у них есть! Откуда?
Вот этот вопрос хотелось бы выяснить, но еще больше хотелось поскорее добраться до золотого идола и, как выразился отец Амвросий, «до гнусных богомерзких капищ»!
– Что, правда мертвая голова у того, на драконе? – не уставал допытываться священник. – Ах, жалко, я не видал!
– Да и я, увы, видал мельком.
Покачав головой, Еремеев задумчиво скривил губы:
– Ну, явно череп под шапкою – аж кости блестят.
– А, может, просто маска, забрало, шлем?
– Может. Говорю же, не разглядел толком.
…Вопреки подспудным ожиданиям атамана, наступившая ночь прошла спокойно, лишь где-то в отдалении, в глубине полуострова, слышались приглушенные вопли и глухое рычанье какой-то зверюги. Впрочем, усиленная в два раза ночная стража ничего подозрительного не заметила – никто к мысу не рвался, не шел. Ночные птицы махали крылами, кричали… так они всегда кричат.
Иван задержался у костра, обдумывая свои дальнейшие планы и искоса поглядывая на другой костерок, соседний, где обычно собирались девушки ненэй-ненэць, а с недавних пор – и Устинья с Настей. Учили язык, понятно. Вот только почему кареглазая краса давненько уже к атаманскому костру не шла? Обиделась, что ли? Так на что обижаться-то? Вроде бы никаких злых слов Иван ей не говорил, не бросал недобрых взглядов. Прочему тогда? Чего дулась-то? Ну ведь явно дулась!
А вот пойти да и спросить прямо! Да-да, пойти, вот прямо сейчас… Еремеев дернулся было, но тут же уселся обратно на камень. Нет, не сейчас! Подождать, пока все казаки улягутся, нечего слабость свою на всю ватагу показывать. Отношения атамана с девушкой только их самих и касаются, нечего, чтоб кто-то другой об этом знал.
Медленно казаки расходились, медленно, видать, не очень-то утомились, да и ночь оказалась на удивление спокойная, звездная.
