– Да-а, – ворчал себе под нос Силантий Андреев, – этак мы до морковкина заговенья не доберемся! Да и… туды ль идем-то?
Молодой Ондрейко Усов смеялся в ответ:
– Туды, дядько Силантий, туды! Навстречь солнышку волхвовскому! Куда тут еще идти-то?
Так и шли – встречь желто-красному колдовскому солнцу, – тащили-перетаскивали струги, да так, что еще задолго до вчера уже и сил никаких не оставалось.
Видя такое дело, Еремеев не стал неволить своих людей: приказал подыскивать место для ночлега.
– Ох, то дело! – обрадованно переглянулись казаки. – Ужо отдохнем нынче, робяты.
Еще разок все же пришлось перевалить небольшой волок, больно уж местечко там приглянулось – островок на вытянутом в длину озерке с чистой прозрачной водою, прохладной и вкусной, – верно, на дне били ключи.
Все казаки выкупались, да и девы – конечно, только русские, другие-то воды боялись – страсть!
Понравилось всем.
– Вот это водичка! – радостно дрожала от холода рыженькая Авраама. – Совсем как в мае у нас!
– Иди ты – в мае! Смуглоликая Олена расхохоталась, выскочила из воды – с мокрыми распущенными волосами, нагая, оглянулась бесстыдно:
– Что-то казачки за нами не подглядывают? Даже Афоньки – и того не видать. Верно, и впрямь утомились.
– Так и мы утомились, – улыбнулась Настя. – Разве не так, девы? Только вот окунулись в водичку прохладную – и вроде легче.
Приспособив один из стругов, казачки прочесали озерцо сетью, наловили рыбы: хитрых хариусов, юрких налимов, важных толстобоких лещей, карасей, форель с серебристо-радужным брюхом, не говоря уж об окуньках да щуках – этих-то вообще без счета!
Живо разложили костры, затеяли ушицу – налимью, хариусовую, форелью. На углях запекли да развели водою мучицу для пресных – вместо хлеба – лепешек. Была еще мучица-то, оставалась, но тоже экономить приходилось, не так, правда, как соль, но все-таки.
А соли теперь вдруг оказалось много! Горьковатая, правда, ну да ничего – хоть какая. Да и досталась, почитай, даром, а дареному-то коню в зубы не смотрят.
Вокруг рвались в синее небо высокие, пахнущие вкусной смолою сосны, меж которых во множестве высились огромные, в три сажени, папоротники, перемежающиеся непроходимыми зарослями ольхи, вербы, ракиты.
Уютно дымились костры, отражались в прозрачной воде ставшие на якоря струги, тут и там виднелись разбитые шатры, шалаши, навесы. И вот, казалось бы – устали все так, вымотались, что, едва только объяви отдых, – полегли бы, уснули… Ан нет! Не тут-то было!
Кто-то, конечно, спал, подложив под голову руки, большинство же… Да почти все казаки просто валялись в траве, подкидывали в огонь ветки, слушали разные байки, шутили, смеялись, дожидаясь поспевающей на кострах ушицы.
А кое-кто – парочками – удалился в лес, туда, где не такая уж чаща. По бережку все пошли, к соснам. Первыми кормщик Кольша Огнев с Авраамкой своей удалилися – вот только что сидели у костра, ушицу помешивали, да глядь-поглядь – тишком-бочком – и нету. За ними Олена исчезла… И Олисей Мокеев – от соседнего костра зачем-то в лес отошел. Немец Ганс Штраубе берет бархатный с петушиным пером натянул, подошел к костерку, где девы сидели, да со всей галантностью поклонился:
– Не желаете ли, фрейлейн Онисья, пройтись? Вечер-то какой чудесный, а?
И эти ушли… И даже остяк Маюни с Устиньей-девой на мысу, у дальнего струга, сидели, разговаривали о чем-то своем. Почему бы и нет, коли свободное время выдалось?
Увы! Кареглазая красавица Настя так на атамана и не взглянула… а если и взглянула, то незаметно, искоса. Взяла ведро да пошла к озеру, за водою.
Иван, увидев такое дело, больше не думал – вскочил да тоже – к озеру… Нагнал девчонку у тростников:
– Нам поговорить бы, а?
– О чем нам с тобой разговаривать? – Повернувшись, девушка ожгла взглядом. – О батюшке моем, что тебе так не понравился?
– И о батюшке поговорим, Царствие ему Небесное. – Взяв Настю за руку, Иван заглянул ей в глаза – карие, с золотистыми искорками. – Но не сразу.
– Спасибо и на том! – Девчонка дернулась было, да Еремеев не отпускал, держал крепко.
– Пусти!!! – взъерепенилась Настя. – Кому сказала?
– Сначала скажи, что не убежишь, выслушаешь. – Атаман потрогал левой рукою шрам, взмолился: – Всего-то и прошу – выслушать спокойно, а потом… потом что хочешь делай. Ну?
– Баранки гну!
– Я ведь только хотел…
И такая тоска читалась в серых глазах атамана, такая глубоко затаенная боль, что красавица махнула рукою:
– Ладно, говори, чего уж там. Только водицы дай зачерпну.
Настя зашла в воду, босиком, в рубахе, до колен оборванной, – больно жарко, не до стыда, да и привыкли уже все, не пялились… ну разве что – послушник Афоня, парень забавный, смешной.
Пока девушка набирала ведро, Еремеев сунул руку за пазуху и, едва только возлюбленная его вышла на берег, пал перед ней на колени, протянув красивый – золотой, с загадочным туманно-синим сапфиром – перстень, добытый в Кашлыке и раньше принадлежавший какому-нибудь богатому купцу или мурзе.
– Вот, Настена… тебе!
– Хм… – Хитрая девушка сверкнула было глазами радостно, да тут же с собою справилась, глянула равнодушно. – Колечко, ага.
– Не понравилось?
– Да нет, почему же? Понравилось…
Настя вдруг бросила на Ивана такой взгляд, что молодой человек обмер – столько в этом взгляде было всего намешано: и недоверие, и интерес, и где-то затаенная ярость и… верно, что-то еще такое сладкое-сладкое, о чем Еремеев старался покуда не думать… но не думать не мог.
– К подарку обычно слова прилагаются. – Поставив ведро, девушка присела на плоский валун. – Так говори, не молчи.
– Батюшка твой… – собравшись с духом, тихо промолвил Иван. – И вообще родители…
– О-о-о-х! – Настена рассмеялась, но в блестящих янтарно-карих глазах ее вновь вспыхнули недоверие и грусть. – Опять батюшка… Нового ничего не придумал?
– Нет! – уверенно возразил молодой человек. – Ты же обещала выслушать? Вот и слушай. Хочу тебя попросить: никому больше не рассказывай, что твой почтенный батюшка – Царствие ему Небесное – из посадских людей, тележник…
– Н-ну ты и…
– Я кому сказал?! Слушай!
Атаман едва не сорвался на крик: ну до чего ж эта девчонка упрямая, прямо как… как та рогатая ящерица размером с добротную избу!
– Слушай и пойми, почему я о семье твоей разговор завел… Ведь не просто так! Ты ж у меня не дура…
– Не дура. – Опустив глаза, девушка покусала губы и тихо призналась: – Просто еще об этом не думала…
А ведь и вправду не думала, особенно – в последнее время, как-то не до того и было, работы невпроворот. Вот только сейчас и подумала: перстенек этот, о семействе сгинувшем расспросы, и эти слова – «ты ж у меня не дура»… «ты ж у меня»…
