Я вежливо принимал все эти их советы – с примерзшей к лицу улыбкой и острым чувством нереальности происходящего. Многие взрослые принимали эту мою оцепенелость за добрый знак, особенно помню, как мистер Биман (донельзя чопорный британец в дурацком твидовом кепи, которого я, несмотря на всю его участливость, помимо своей воли возненавидел как человека, из-за которого умерла мама) отметил мое мужество и сообщил, что я, кажется, “чертовски хорошо держусь”.
А может быть, я действительно хорошо держался, не знаю. Я уж точно не ревел белугой, не пробивал кулаками стекол, не делал, в общем, ничего такого, что, как мне казалось, можно сделать, когда чувствуешь то же, что чувствовал я. Но иногда неожиданно горе накатывало волнами, так что я начинал задыхаться, а когда откатывало назад, я обнаруживал, что гляжу на просоленные обломки крушения, залитые таким ярким, таким рвущим душу и пустым светом, что с трудом верилось, будто мир когда-то не был мертв.
5
Вот честно, меньше всего на свете я тогда думал о деде и бабке Декерах, да и с чего бы, ведь соцслужбы так и не смогли их сразу отыскать с той скудной информацией, которую я им дал. А потом вдруг к нам с Энди в дверь постучалась миссис Барбур и сказала:
– Тео, выйди-ка на минутку, нужно поговорить.
Что-то в ее голосе подсказывало мне, что новости у нее плохие, хотя сложно представить в моем-то положении, что еще могло быть хуже. Когда мы с ней уселись в гостиной – под трехметровой композицией из вербовых ветвей и яблоневого цвета, которую только что доставили от флориста, – она положила ногу на ногу и сказала:
– Звонили из соцслужбы. Им удалось связаться с твоими дедушкой и бабушкой. К несчастью, кажется, твоя бабушка нездорова.
Пару секунд я ничего не понимал:
– Дороти?
– Да, если ты ее так называешь.
– A-а. Она мне не родная бабка.
– Понимаю, – ответила миссис Барбур так, будто на самом деле она ничего не понимала да и не желала понимать. – В любом случае. Похоже, она нездорова – что-то со спиной, как я поняла, – и твой дедушка за ней сейчас ухаживает. И, в общем, дело в том, то есть я уверена, что им ужасно жаль, но они сказали, что тебе сейчас нет смысла к ним туда ехать. Ну и жить у них, конечно, – прибавила она, когда я ничего не ответил. – Они предложили на какое-то время оплатить тебе номер в “Холидей Инн”, рядом с их домом, но это как-то не слишком практично, верно?
В ушах у меня неприятно жужжало. Под ее ровным серо-ледяным взглядом мне отчего-то стало ужасно стыдно. Одно дело – бояться, что тебя отправят к дедуле Декеру и Дороти и поэтому почти вытеснить их из памяти, другое – узнать, что ты им не очень-то и нужен.
На ее лице промелькнуло сочувствие.
– Ты только не расстраивайся, – сказала она. – И в любом случае не волнуйся. Мы уже договорились, что еще несколько недель ты поживешь у нас – хотя бы учебный год закончишь. Все согласны, что так будет лучше всего. Кстати, – сказала она, придвинувшись поближе, – какое прелестное кольцо. Семейная реликвия?
– Ммм, да, – ответил я. Не знаю почему, но я стал везде с собой носить кольцо того старика. В основном я вертел его в кармане куртки, где оно всегда лежало, но иногда, бывало, и носил на среднем пальце, хотя оно мне было великовато и прокручивалось.
– Как интересно. Со стороны матери или отца?
– С маминой, – сказал я после небольшой паузы – мне не понравилось, куда повернул разговор.
– Можно посмотреть?
Я снял кольцо и положил ей его на ладонь. Она поднесла его к лампе.
– Какое красивое, – сказала она. – Сердолик. И какая инталия. Греко-римская? Или это фамильный герб?
– Ммм, по-моему, герб.
Она разглядывала когтистого сказочного зверя.
– Похож на грифона. А может, крылатый лев.
Она перевернула его внутренней стороной к свету и присмотрелась.
– А гравировка?
Увидев мое замешательство, она нахмурилась.
– Только не говори, что никогда не замечал. Погоди-ка.
Она встала, подошла к письменному столу с кучей хитроумных ящичков и полочек и достала лупу.
– Получше моих очков для чтения, – сказала она, вглядываясь в кольцо через лупу. – Но все равно, надпись старая, с трудом читается.
Она приблизила лупу, потом отвела руку подальше.
– Блэквелл. Это тебе о чем-то говорит?
– Эээ… – на самом деле говорило, конечно, и даже не то чтоб словами, так, мысль, которая вспорхнула и исчезла, не успев оформиться.
– Тут еще какие-то греческие буквы. Очень интересно. – Она вернула мне кольцо. – Оно старое, – добавила она. – Это видно по патине на камне и тому, как оно сношено – вот здесь, видишь? Во времена Генри Джеймса американцы покупали классические инталии такого типа в Европе и вставляли их в кольца. На память о Гран-туре.
– Но если я им не нужен, то где же я буду жить?
На секунду миссис Барбур растерялась. Но почти мгновенно оправилась и сказала:
– Ну, ты пока не думай об этом. Тебе и правда лучше всего будет пожить тут у нас подольше и закончить учебный год, согласись. И вот что, – прибавила она, – ты поаккуратнее с этим кольцом, смотри не потеряй. Я же вижу, что оно тебе велико. Может, лучше, не носить его, а положить в какое-нибудь безопасное место.
6
Но я продолжал носить кольцо. Точнее – я пропустил мимо ушей ее совет про безопасное место и продолжал таскать кольцо в кармане. В руке оно было тяжелым, когда я сжимал его в кулаке, золото нагревалось от тепла моей ладони, но камень оставался прохладным. Его старинная увесистость и сочетание строгости с яркостью меня отчего-то успокаивали, стоило мне сфокусировать на нем внимание, и кольцо странной силой, будто якорем, удерживало меня на месте, отгораживало меня от всего мира – но я все равно никак не желал вспоминать о том, откуда оно у меня взялось.
О будущем тоже думать не хотелось – хоть я и не рвался к новой жизни в мэрилендской деревне и ледяному гостеприимству бабки и деда Декеров, но теперь я всерьез забеспокоился насчет того, что же со мной будет. Всех до глубины души ужаснула идея с “Холидей Инн”, как если бы бабка с дедом предложили мне пожить у них в сарае на заднем дворе, но, по мне, так это был и не худший вариант. Мне всегда хотелось пожить в отеле, и хоть “Холидей Инн” был совсем не тем отелем, о котором мне мечталось, уж я бы как-нибудь справился: заказывал бы в номер гамбургеры, смотрел бы платные каналы по телику, торчал бы летом в бассейне – что, разве плохо?
Все (соцработники, психолог Дейв, миссис Барбур) твердили мне, что я никак не выживу один в “Холидей Инн” в мэрилендском пригороде и, как бы там ни было, а до этого точно никогда не дойдет – и, похоже, не понимали, что от этих их попыток меня подбодрить я только сильнее и сильнее нервничал.
