Отец подробнейшим образом описывал меры предосторожности, которые предполагал новый чудо-гипс, главное из которых – не держать руку на торпеде машины в жаркий день. Может расплавиться. Гипс плавился, превращаясь в пластилин, от высоких температур, будь то кипяток, горячий воздух из фена или вот – раскаленная торпеда машины.
«У тебя же нет машины», – ответил Петя и по долгому молчанию догадался, что отец обиделся и возмутился его черствости и попытке пошутить.
Петя сделал над собой усилие и написал непривычно длинное письмо отцу, в котором рассказал про травматолога из деревни бабы Дуси, про свою сломанную руку и про «пусть на яйца наложит». Но отец шутки не оценил и ответил скупо: «Избавь меня от подобных пошлых историй».
Петя пожал плечами и закрыл почту – не вопрос, избавить так избавить. Он хотел как лучше.
Но перед самой свадьбой, за неделю, он заехал к отцу – тот сам вызвал его, чтобы вручить подарок. Жены и дочек не было, и Петя вздохнул с облегчением. Отца он обнаружил на кухне, тот сидел над кастрюлькой с водой и с сосредоточенным видом шевелил пальцами.
– Разрабатываю руку, – пояснил отец, не отрываясь от процедуры, – в соленой воде. Ничего лучшего пока не изобрели. Очень больно и неприятно, должен признать. Неизвестно, когда восстановится. Врач сказал, что опухоль может держаться до полугода. И руку нельзя напрягать. Вон, на полке лежит конверт для тебя. Передавай от меня поздравления невесте. – Отец осторожно побултыхал пальцами в воде. – Дай мне чайник, пожалуйста. Вода должна быть сорок градусов.
Петя подал чайник, взял конверт, решив не заглядывать.
– Ксюша, – проговорил он.
– Что? – не понял отец. – Какая Ксюша?
– Невесту зовут Ксения, – объяснил Петя.
– Да, я помню, конечно. – Отец подлил в кастрюльку горячей воды из чайника. – Передавай поздравления Ксении. Жаль, что мы друг другу не представлены. – Отец сказал это язвительным тоном, но Пете было все равно. Не в первый раз.
Да, знакомство с родителями так и не состоялось. Наверное, нужно было как-то все организовать, но у Пети не было никакого желания придумывать «многоходовки» и соблюдать приличия. Баба Роза была бы крайне недовольна. Крайне. Она наверняка бы придумала, как все устроить. «Многоходовки» – слово бабы Дуси. Когда Роза Герасимовна рассуждала, как лучше все устроить – будь то переезд на дачу, расписание занятий для внука, Евдокия Степановна называла эти «размышлизмы» «Розиной многоходовкой».
– Вот вы вроде умная женщина, а смотрю, глупее меня получаетесь, – шутила баба Дуся и быстро предлагала решение проблемы, что неизменно приводило в восхищение Розу Герасимовну. Решения бабы Дуси отличались простотой и бесхитростностью.
– Как погода наладится, тогда и поедете. По настроению, – говорила баба Дуся сватье, которая никак не могла решить, на какой день наметить дату переезда.
– Как же Петечку лучше везти? – не успокаивалась Роза Герасимовна. – Опять беспокоить Сергея, чтобы попросил своего друга с машиной, или заказать такси? Хотя нет, это дорого, и Петечку может укачать. Или доехать на автобусе до электрички, а уже здесь, от станции, ловить попутку?
– Да зачем? – хмыкала баба Дуся. – Вон, Сашкиного отца попросим, он довезет. Правда, у него машина рыбой воняет. Они с рыбалки возвращались, ведро с рыбой опрокинули спьяну в салоне. Ну да ничего. Уж не хуже, чем в такси.
И действительно, оказывалось, что Петю в вонючем салоне Сашкиного отца совершенно не тошнило, а, напротив, было даже весело – ехать с другом и его отцом в деревню. Можно было высовываться из окна хоть по пояс, держать руку на ветру, и никто даже замечания не делал.
– Это потому, что у вас, Евдокия Степановна, крепкий крестьянский ум, – признавала превосходство сватьи Роза Герасимовна.
– У меня крепкие крестьянские ноги, а ум у меня обычный, бабский, – довольно смеялась сватья. – Бабе, если что надо, она быстро придумывает.
– Жаль, что я не владею этим искусством, – сокрушалась Роза Герасимовна.
– А тебе и не надо, – переходила на доверительное «ты» Евдокия Степановна. – За тебя муж сначала думал, а теперь я.
После упоминания о муже женщины замолкали. Тоже удивительное совпадение – обе в браке родили по одному ребенку и обе рано остались вдовами, так и не выйдя снова замуж. Только Роза Герасимовна хотела еще детей, но не могла родить после сложных родов, едва не стоивших жизни и ей, и сыну. А Евдокия Степановна могла родить хоть пятерых, но не хотела – бегала на аборты «как за хлебом в магазин», по ее собственному определению, которое она считала очень удачным.
– Мне Светки с головой хватило. Не было у меня тогда чадолюбия. А внутренности – луженые. Уж как чистили, скоблили, а мне хоть бы хны. На меня ж мужик только посмотрит, а я уже брюхатая, – объясняла Евдокия Степановна сватье.
– Евдокия Степановна, даже слышать ваши откровения невозможно, – ахала Роза Герасимовна.
Так вот про мужей. Оба Петиных деда умерли задолго до его рождения. И оба от сердечного приступа.
– Да пили как черти, – говорила Евдокия Степановна, когда Роза Герасимовна, поддавшись нахлынувшим чувствам, с теплотой вспоминала супруга, – только мой водку жрал в открытую, а твой тихонько, культурно спивался. Вот и жахнуло их.
С этим выводом Роза Герасимовна не спорила – сватья была права, хоть и выражалась по-простому.
Что касается нового замужества, то тут у женщин тоже были разные взгляды. Роза Герасимовна теоретически была не против вновь выйти замуж, но приличного мужчины так и не встретила, хотя очень старалась – и за собой следила, и в общественных местах, вроде музеев и театров, появлялась и даже тайно обратилась к подпольной свахе. Но и сваха, взяв немалые деньги, не смогла найти достойного Розы Герасимовны «варианта». У Евдокии Степановны же, напротив, недостатка в «кавалерах» не было – замуж ее звали, «как чайку попить» (еще одно ее собственное определение). И в деревне, и городские. Особенно «попервой», как овдовела.
– Мне черное очень к лицу было, – хвасталась Евдокия Степановна.
Только замуж она идти отказывалась, давая всем женихам от ворот поворот.
– Все они одинаковые. Хочу для себя жить. Когда захочу – встану, когда захочу – поем. И спать одна я очень люблю. Как мой-то умер, царствие ему небесное, так я на кровати развалилась, как королевна, на двух подушках, и так выспалась! И никто меня не донимал! Не, мне мужик под боком не нужен. Пусть приходит и уходит. Хватит, наелась я по горлышко! Мне есть за кем горшки таскать – вон, Петька.
Роза Герасимовна тяжело вздыхала и соглашалась со сватьей. Ей тоже после смерти мужа стало легче дышать. И в одиночестве она находила «определенную прелесть». И действительно представить себе рядом другого мужчину она не могла, поэтому и «варианты» не попадались.
Так что Петя стал для них единственным мужчиной, которого они любили, о котором хотели заботиться и с которым были согласны жить под одной крышей.
