Первое время Аленка дичилась лесничего. Ее отпугивал его чересчур строгий, даже суровый вид, но приглядевшись к Федору повнимательней, почувствовав, как болеет он душой за каждого выпавшего из гнезда птенца, за каждое сломанное деревце, она поняла, что перед ней не угрюмый, а просто не очень счастливый человек, одинокий, как она сама. Возможно, тоска по домашнему очагу, которого они оба были лишены, и сблизила их поначалу. К концу Аленкиной практики они уже настолько привязались друг к другу, что твердо решили не расставаться и, не откладывая дела в долгий ящик, расписались в местном сельсовете. Аленке оставалось еще год учиться, она перевелась на заочное отделение и вернулась в лесничество к Федору законной женой и хозяйкой.
В дом мужа Аленка вошла легко и просто, не вошла, а впорхнула, как ласточка в сени ранней весной; скользила солнечным лучиком по горнице, наполняя светом и теплом каждый угол его холостяцкого жилища, надолго застывая перед портретами родителей Федора, висевшими на стене у окна, всматривалась в незнакомые лица, пытаясь найти в них сходство с дорогими ей чертами мужа. Вопреки опасениям Федора Аленка не затосковала в лесничестве по шумной городской жизни. Ей с детства были знакомы звуки и запахи тайги, она умела и любила слушать тишину леса, различала голоса птиц и зверей. В этом они были похожи с Федором, несмотря на значительную разницу в годах. Аленка помогала мужу в любом деле, и он полушутя-полусерьезно стал называть ее лесничихой. Так в любви и согласии прожили они первый счастливый год своей семейной жизни.
В конце июля Аленка получила из техникума вызов на госэкзамены, и Федор проводил ее в город, пожелав успешной защиты диплома. С нелегким сердцем простилась Аленка с мужем, хотя и знала, что расстаются они всего на месяц; к тревоге за мужа примешивалась тоска по брату, о котором она давно уже не имела никаких известей.
Срок заключения Ивана подходил к концу. Может быть, он и сломался бы в лагере, не выдержав в неволе столько лет, но его поддерживали мысли об Аленке. По слухам, долетевшим в колонию с воли, Иван знал, что сестра заканчивает техникум, выходит замуж за серьезного человека. Он радовался счастью сестры, хотя и не мог себе представить ту кудрявую первоклассницу, какой осталась у него в памяти Аленка, взрослой замужней женщиной. Вместе с радостью в душу закрадывалась и тревога – как встретит его сестра после долгой разлуки, признает ли в нем родного брата, не побоится ли замараться его прошлым. Ивану казалось, что вернись он к Аленке не с пустыми руками, а с дорогим подарком, она обрадуется его приходу, пусть даже притворится, что рада – только бы не отвернулась при встрече. Выйдя на волю в конце весны, он твердо решил добыть в алтайской тайге соболя Аленке на воротник. Купив по случаю охотничье ружье на пригородном базаре, Иван запасся патронами и продуктами и углубился в тайгу, знакомую ему с детских лет. Подростком он часто ходил с отцом на охоту, да и бабушка-знахарка, уходя на все лето в тайгу за травами, брала внука с собой. Иван знал, что летом лес отдыхает, залечивает свои раны. Соболь за летние месяцы нагуливает жирок, отъедаясь в таежном кедровнике, и к осени на нем отрастает густой подшерсток. Его темный мех становится пышным, ценится дороже. Иван прожил в тайге до сентября, готовясь к охоте. Среди разнотравья и многоголосия живой природы он отдыхал душой от казенной обыденности лагерной жизни. Запасов его хватило надолго, да и лес подкармливал Ивана своими дарами. С наступлением осени Иван все чаще углублялся в густой кедровник, выслеживая соболя, окрепшего за лето и облачившегося в дорогую шубу к зимним холодам. Однажды тихим сентябрьским утром Ивану сильно повезло. Добыча, казалось, сама шла к нему в руки. Зорким глазом бывалого охотника он приметил, как в вышине могучего дерева качнулась ветка и мелькнула узкая мордочка и пышный темный хвост. Иван вскинул ружье, прицелился. Вдруг резкий окрик заставил его вздрогнуть, обернуться. Перед ним стоял крепкого вида мужчина в форме лесничего. «Охота запрещена. Заповедная зона», – отчеканил он как по-писаному, сурово глядя на Ивана. Иван поежился под этим взглядом, почувствовал легкий озноб. У него учащенно забилось сердце, мгновенно пересохло во рту, по лбу заструился холодный пот. Он презирал себя за это проявление слабости и ненавидел того, кто заставил его испытать унизительное чувство страха. За свою недолгую несчастливую жизнь он слишком натерпелся от таких, как этот лесничий. Это они, всегда по форме одетые, уверенные в своем праве распоряжаться людскими судьбами, разлучили его много лет назад с родной сестрой, это они, холодные и равнодушные к чужой беде, не дав себе труда разобраться в запутанном деле, упекли его, тогда еще совсем мальчишку, в колонию на долгие десять лет. Но теперь все, хватит. Он, Иван, уже не будет покорной овцой. Он вынесет судьям свой обвинительный приговор и сам приведет его в исполнение. Иван прицелился в ненавистную ему фигуру лесничего и спустил курок…
…Отчаянный женский крик пронзил тишину осеннего леса и утонул в грохоте прозвучавшего выстрела…
Получив диплом об окончании техникума, Аленка поспешила домой в лесничество. Что-то тревожило ее, заставляло торопиться. Она была почти рядом с лесным кордоном, когда ей послышался голос Федора, резкий и властный, обращенный явно к кому-то чужому. Аленка насторожилась, прислушалась. Она знала, что в тайге Федор всегда говорил тихо, почти шепотом, боясь вспугнуть лесных обитателей и нарушить размеренное течение таежной жизни. Только с браконьером, незваным гостем заповедного леса, мог говорить он так сурово и резко в это тихое осеннее утро. Ни минуты не раздумывая, забыв про опасность, Аленка устремилась на голос Федора и в самое последнее мгновение успела заслонить его собой от роковой пули.
Когда дым от выстрела рассеялся, Иван с изумлением увидел, что лесничий стоит на коленях перед неподвижно застывшей, как бы задремавшей на траве молодой женщиной, почти девочкой и изо всех сил старается ее разбудить, без конца повторяя: «Аленка, Аленка…» Ужасная догадка пронзила вдруг сознание Ивана. Выронив ружье из ослабевших рук, он бросился в лесную чащу, завывая, как раненый зверь.
Охваченный ужасом, мчался Иван, не разбирая тропы, подальше от страшного места. Страх загнал его в самую глушь, прозванную в народе кощеевым царством. Безжалостно исхлестанный ветками таежных деревьев, вконец обессиленный, упал Иван на влажную землю и долго лежал, не чувствуя сырости, пытаясь прийти в себя, отдышаться. Потом он встал, огляделся и понял, что заблудился. Вокруг на сотни верст простирались топкие болота, выбраться из которых было почти невозможно. В памяти Ивана всплыли бабушкины сказки о кощеевом царстве, поведанные внукам долгими зимними вечерами, свисающая с печи кудрявая головка Аленки, ее круглые, горящие от любопытства глаза. Теплая волна нежности подступила к сердцу Ивана, спекшиеся губы прошептали: «Аленка»; и он сделал еще один шаг, последний в своей жизни. Болото чавкнуло и стало жадно заглатывать новую жертву в свое гнилое нутро. Зелень стоячей воды сомкнулась над забубенной головой Ивана.
В конце сентября к Федору в лесничество приехала его бывшая жена с хрупким на вид, но живым мальчиком лет десяти. Она наконец-то сделала удачный выбор – вышла замуж за ответственного работника и уезжала с ним заграницу. Ребенок от первого брака стал ей обузой, и она решила отдать мальчика Федору.
