Потом к удовольствиям желудочным добавились и зрительные. За соседним столом сидела достопримечательная парочка, звучно, сочно и телесно демонстрировавшая, какая же вкусная и жевательнополезная им досталась пища. Мужчина невероятно походил на Джона Клиза,
[80]
изображавшего типичного немца, и мне пришлось приложить некоторое усилие, убеждая себя в том, что Клизу в мюнстерайфельской пиццерии делать нечего, да и неполитично в наше время сознательно насмехаться над национальными стереотипами. Женщина представляла собой образцово прусский типаж: с коротко стриженной седой шевелюрой и неопределенного возраста. С равной вероятностью можно принять и за любящую мамочку, и за любящую супругу.
Столиком дальше сидел гнусного вида юнец с мобильником – воплощенный начинающий менеджер, непереносимо болтливый и напыщенный. В промежутках между приступами словоблудия он курил, а его супруга и пара итальянских бизнес-приятелей (тоже подходящая ипостась для Дж. Клиза) нажимали на закуски.
По дороге домой прочитал меню гостиничного ресторана, привлекшего меня подсвеченной вывеской «Интернациональная кухня». Прочитанное превзошло все ожидания: там подавали шедевры вроде котлеты «Монсеньор» (запеченной с сыром), медальона «Шанхай» и – о чудо! – шницеля «Венское искусство».
Но напоследок впечатление совсем другого толка: по поводу выставки «Помпея из-под пепла» ресторан при музее приготовил меню по Апицию,
[81]
хотя и слегка короче, чем я ожидал. Готовили всего три блюда: «Cucurbitas cum gallina», «Patina solearum» и «Dulcia domestica»,
[82]
то есть «зучетти»
[83]
с курицей, запеканку из камбалы и на сладкое жаренные в меде финики, начиненные кедровыми орешками. В качестве напитка предлагали «Мульсум», римское вино со специями, приготовленное из рислинга с имбирем, живицей и медом. Из соображений удобства последующих моих перемещений пробовать я его не стал.
* * *
Поезд «Интерсити», везший меня вдоль залитых солнцем прирейнских виноградников за Кобленцем, назывался не совсем подходяще – «Туманный горн». Кухня в вагоне-ресторане (с «митроповским»
[84]
девизом «Превосходно во всех отношениях») действительно оказалась превосходной. Такую капусту, нафаршированную картофельным пюре, не во всяком ресторане высшего разряда увидишь. В сегодняшнем меню вагона-ресторана это значилось под девизом «Саксония-Анхальт просит к столу». В качестве аперитива предлагали шампанское «Красная Шапочка» (я, впрочем, решил отложить на неопределенное будущее знакомство с этой знаменитой гэдээровской бурдой), а в качестве съестного – «Старопограничный свадебный супчик» (куриный бульон с фрикадельками и взбитыми с молоком яйцами), «Анхальтер» (суп из кольраби с кассельским копченым мясом), «Хальберштадтские колбаски», «Колбаски с пряностями по-гарцски», «Мясо по-гентски в горшочке» (тушенка с жиром) и зальцведерский песочный торт. В качестве закусок предлагали ассорти из «Гарца» и «Бордершпека» – сыров отличнейших, должной зрелости. «Гарц» – в меру крепкий, «Бордершпек» – нежный.
Запивать можно было «Мюллер-Тургау» 93-го года или того же урожая «Дорннфельдерским». Я, как всегда, взял на пробу красного – и в ожиданиях не обманулся. Немецкие красные вина можно демонстрировать на лекции по виноделию (я тут же ее вообразил): «А сегодня, дорогие слушатели, мы узнаем о свойстве, называемом «структурой» вина. Попробуйте вино в левом бокале. На вкус оно как разбавленный алкоголем фруктовый сок не первой свежести – от первой попавшей на язык капли до последней. Теперь попробуем вино в правом. Сперва – ничего, будто вода. Но потом появляются отчетливые – и весьма приятные – ощущения. Отсутствующее у первого и присутствующее во втором вине качество и есть «структура». Первое вино – хорошее марочное немецкое, второе – посредственное столовое итальянское».
* * *
Если запах паховых желез и в самом деле показывает состояние иммунной системы, то зачем, спрашивается, все эти доктора обнюхивают и ощупывают живот и плечи? Не проще ли сразу к делу?
* * *
Псы поедают людей, матери – детей… любопытно, чем же мы заслужили столь примечательные времена?
[85]
* * *
В Кёльне поймали даму с рекордным для женщин содержанием алкоголя в крови – 4,37 промилле. Дама упорно пыталась на своем крошечном авто въехать в нарисованные на заборе ворота.
* * *
За три дня от пренебрежения к прозелитизму.
Когда моя мама, рассуждая о жизни и супермаркетах, привычно спросила, какой шоколад ей покупать, я столь же привычно, не задумываясь, отвечаю: да какой угодно, все одно и то же, только в разных упаковках. Жидкий же шоколад, какой сейчас все реже предлагают в кафе и от которого я неизменно отказываюсь, – это темная бурда из размешанного в воде какао-порошка с неизменно прокисшими сливками, усугубляющими и без того отвратное месиво.
А вот перевод мортоновской книжки про шоколад снабдил меня кое-какими новыми познаниями (к примеру, про разницу между «креоло» и «форастеро»
[86]
) и пробудил интерес, – так что я во время очередного визита в кондитерскую купил плитку нового мерингеровского «самодельного» шоколада. Мой интерес он вполне оправдал (хотя «самодельным», конечно, можно считать разве что отлитие самой плитки, – глазурь ведь покупалась готовой). Но настоящее прозрение, как на бедного Савла в пустыне, снизошло на меня во время позавчерашнего визита в Мюнхен, когда я отклонился от своего обычного маршрута рынок – порномагазин (в чужом городе я, как правило, двигаюсь по одним и тем же затверженным путям) и на улице Святого Духа забрел в кондитерию, где подавали шоколад по 3,5 марки за чашку. Я припомнил прочитанное об обычном растворимом шоколаде, составленном на 40 % из сахара, на 28 – из молочного порошка, на столько же из какао и вдобавок с лецитином и обычными «идентичными натуральным» добавками. Но из любопытства все же попробовал. Этот шоколад делали из свежерастертых плиток, и вкусен он был необычайно: изысканный, сытный, нежный. Я его определил бы словом «утолительный». Зря я опасался, что придется заедать «сладкое» «несладким», перебивая гадкий привкус во рту. Наоборот, послевкусие было восхитительное («одевание языка», как говорят гастроспециалисты). Под воздействием необыкновенного этого ощущения я купил шоколад трех сортов с высоким содержанием какао («Флёр де Као» от «Барри» в «Мейлане», 70 % какао, и «Карибы» с «Гуанаха», оба от «Вальроны» в «Тайн л' Эрмитаж», 66 и 70 %), – а после принялся направо и налево угощать им знакомых. Тем нравилось. Почти всем, кроме (чего и следовало ожидать) одной книготорговки, раскрошившей крошечную плиточку на микроскопические четвертинки и, вежливо угрызая их, сознавшейся, что предпочитает белый шоколад.
