Может, и вправду человекоподобные обезьяны не говорят только затем, чтобы люди не заставили их работать?
* * *
Парта С.Дасгупта, занимающий кафедру Фрэнка Рамзу в Кембридже, профессор экономики и глава Международного Байеровского института экологической экономии Шведской Академии наук, Стокгольм, заявил в статье, напечатанной в «Спектре науки», 7 за 95 год, следующее: «Ни один эколог сейчас не считает, что одиннадцати миллиардам обитателей Земли 2050 года удастся обеспечить уровень жизни, сходный с уровнем жизни среднего жителя индустриально развитых стран».
Сказано сильно и откровенно. Меня очень заинтересовало, чей уровень жизни удастся обеспечить к 2050 году? Уровень Бангладеш? А может, Судана?
* * *
Я читаю и «Спектр», и оригинальный «Сайентифик америкен», – интересно подмечать, где и в чем они расходятся. Американское издание по основным темам на номер опережает немецкое. Немцы к тому же кое-что и подменяют. Например, в последнем выпуске статью об «кишечных пиявках» заменили на материал о вирусе Эбола. Почему – непонятно. Глисты обитают в кишечнике пятой части населения земли. Вирус Эбола – страшная болезнь, но ареал ее весьма ограничен. Одна кишечная пиявка может за сутки высосать чайную ложку крови из кишечной стенки. Из-за тысячи пиявок в кишечнике человек страдает белковой недостаточностью и нехваткой железа. Ослабленные недоеданием дети могут от этого погибнуть. Любопытно, что буравящих кишечные стенки червей с острыми зубами впервые обнаружили в 1880-м у итальянцев, строивших железнодорожный туннель под Сен-Готардским перевалом. Заражение глистами назвали тогда «горной анемией».
А в разделе «Пятьдесят и сто лет назад» обнаружилась поразительно циничная заметка, датированная июнем 1945 года:
«В случае сильного отравления мышьяком человека в принципе можно спасти своевременным приемом соединений фтора. Опыты показали, что крысы, напоенные водным раствором цианистого калия после съедения пропитанного мышьяком сахара, остались живы. Но хотя этот эксперимент весьма интересен в плане исследования возможных способов борьбы с отравлениями мышьяком, в качестве первой помощи он едва ли годится, – фториды при передозировке убивают быстрее мышьяка».
* * *
Не знаю, рассчитывал ли Зибек на сенсационный успех своей книги о венской кухне, но среди австрийских гастрокритиков она стала очень популярна. Они – публика умудренная, экзальтированная и хищная. Само собою, они не пропустили книги немца
[120]
об австрийской кулинарии, тем паче о кулинарии традиционной, тем паче написанной в старом добром духе Дидро и Вольтера и смотрящейся на книжной полке лучше всего между «Кандидой» и «Янки при дворе короля Артура». Уже в первой рецензии, попавшейся мне на глаза (автор – Клаус Камольц, «Профиль», 26/95) я прочел: «"Венская кухня" – книга не столько о сале и смальце, сколько о полном непонимании автором того, как и почему их в Вене готовят». Как и следовало ожидать, досталось Зибеку и за поиски французских корней в кулинарных традициях австрийского крестьянства, в особенности за попытку объявить «бауэрншмаус»
[121]
имитацией эльзасского «шукрута»,
[122]
заклейменного как «эльзасщина, притянутая на наше крестьянское подворье за волосы».
(Написав эту строчку, я почувствовал, как разгорается во мне страсть Исава. Хочу «бауэрншмаус»!)
Увы, там, куда я отправился утихомиривать страсть, в меню его не оказалось. Взял хафелоаб с салом и чечевицу по-крестьянски. Ох, горячий хафелоаб здорово разгоняет кровь, когда запьешь его как следует пивом.
* * *
Продолжение эпопеи с шоколадом, Цюрих.
Приехал я туда на машине. За парковку в центре заплатил столько, что решил на будущее ездить в Цюрих поездом, причем первым классом. Позавтракать пошел в «Кондитерскую Шпрюнгли». В цокольном этаже там слева – магазинчик сластей, справа – отдел доставки и работы с клиентами в составе трех девиц за компьютерами и плаката, уверяющего в непременной и своевременной доставке купленных сластей куда угодно. Взойдя же по лестнице, оказываешься прямо подле чудовищного предмета мебели, вполне пригодного на роль судейского стола для экранизаций Кафки. Отгороженная этой конструкцией от мира простых смертных, восседает кассирша. Такая преграда на пути к раю сластей показалась мне весьма символичной и типичной для восточношвейцарского искусства, известного тяжеловесной прямолинейностью. (Хотя никакого символизма устроители кондитерской скорее всего в виду не имели, – просто там рассчитываются не с официантами, а на выходе.)
Выбор сластей там обширнейший. Однако начать завтрак мне хотелось не с них. Но из несластей оказались только банальнейшие сандвичи, какие в Цюрихе бывают в музейных кафе, театральных буфетах, привокзальных ресторанчиках и вообще повсюду и носят названия вроде «сосисников» и «салямчиков». Правда, здесь предлагались и обычные для Швейцарии ланчи: горячее – рулет с яйцом, бифштекс из телятины, равиоли, брокколи, блины и паштет из пулярки, закуски (называемые здесь «парадное» – по-видимому, из-за того, что кондитерская на Парадеплатц) заказать можно как мясные, так и вегетарианские. Вино – «Фендан» и «Доль», и молодое яблочное, по 30 франков за кружку.
«Хозяйский сюрприз для детей и взрослых» стоил 18 франков для взрослых и всего 8 – для детей, что заставило меня задуматься об отличии восточно-швейцарской ментальности от западноавстрийской. В Форарльберге мало у кого бы возникли сомнения в том, что делать при виде такого хозяйского простодушия. И даже скверные последствия от обжорства сладким не омрачили бы удовольствия от успешного обведения хозяина ресторации вокруг пальца.
Я в конце концов заказал два маленьких пирожных и эспрессо (успевший по пути ко мне остыть) и уселся между японцем и американцем (эта публика почему-то всегда отправляется завтракать в лучшие кондитерские Европы).
Вторым объектом моих шоколадных домогательств я избрал фабрику «Линдт и Шпрюнгли» (с упоминавшейся кондитерской родственная, но не дружественная) в Кильхберге. Чтобы попасть в Кильхберг, я приготовился совершить то, что регулярно проделывал на протяжении всей своей жизни и в бытность школьником, и учителем, и журналистом, и писателем, а именно сесть в автобус с соответствующей табличкой на нем. Таковым оказался номер 161, отходящий от Бюрклиплатц. Жизненный опыт, приучивший меня доверять печатному слову и географическим картам, указывал на присутствие в Кильхберге всего четырех автобусных остановок, последняя из которых называлась «Кирха Кильхберг». Приближаясь к кирхе, скрытой за домами и деревьями, я встал, нажал на кнопку, оповещая водителя о своем желании покинуть автобус, на последнем повороте оглянулся – бросить взгляд на далекое Цюрихское озеро – и вдруг заметил написанное на большом здании вдалеке слово «Шоколад». Да, в самом деле фабрика оказалась довольно далеко от Кильхберга, и ходил к ней автобус номер 165, в маршруте которого Кильхберга не значилось.
