— Они не прогорают? Как вообще идут у них дела?
— Да никак. И не прогорают, и не богатеют. Держатся на плаву. Абсолютно ничего заслуживающего внимания в твоем «Караване» нет. Зачем он тебе?
— Если не ошибаюсь, он-таки решил заработать это внимание, вляпавшись в крупную авантюру. А о Кольцове что-нибудь известно?
— Тебе нужен какой-нибудь компромат?
— Не обязательно. Хоть что-нибудь: сколько ему лет, откуда у него деньги на фирму, почему они не могут похвастаться репутацией?
— Лет тридцать. Сидел. Ничего особенного, драка какая-то в мелком возрасте. Почему неважная репутация? Ну, ходят по Тарасову слухи, что торговля у них идет неважно и они не прочь подработать любым другим способом.
— Например?
— Ну, дорогая, это уже не моя, а твоя епархия. Что знал, я тебе выложил, в остальном — разбирайся сама. Тебя еще что-то интересует?
— Да нет, спасибо тебе, — я полезла в сумочку за деньгами, мысленно посочувствовав Наталье Семеновне. Но что поделаешь: накладные расходы — дело неизбежное. Протянула гонорар — пятьдесят долларов. — Все правильно, не изменились расценки?
— Ну что вы! Постоянным-то клиентам! Заходите еще, всегда рады, — Гришка уже подталкивал меня к выходу, — а теперь давай, сматывайся. Золотое правило — клиенты не должны сталкиваться. А то вдруг сейчас придет Кольцов Геннадий Владимирович из «Каравана» за сведениями о частном детективе Танечке Ивановой? Ладно, шутка. Удачного тебе расследования, звони!
И дверь за мной захлопнулась. Да уж, избытком вежливости Гришенька не страдает. Зато работать умеет, и положиться на него всегда можно — не подведет. Под аккомпанемент этих ленивых мыслей я села в машину и поняла, что сейчас хочу одного — лечь спать. Завалиться бы сейчас на свою вторую, подпольную, квартиру и дрыхнуть без задних ног. Ну, этот план мы осуществим, но чуточку позже. А сейчас — волю в кулак — надо сделать последнее, что я наметила на сегодняшний вечер: связаться с Натальей Семеновной и узнать, как идут дела. А, кстати, о способе связи мы с ней и не договорились. Не могу же я позвонить ей в офис: и подслушать могут — та же Марина; и телефон у нее, вполне возможно, на прослушивании. Остается единственное средство — через Виталия Короткова. Что поделаешь, другого выхода у меня нет.
Я подъехала к подъезду Виталия и с облегчением увидела свет у него в квартире: слава богу, дома. Уже у дверей квартиры, нажимая на кнопку звонка, я лениво подумала, что совсем не позаботилась о мерах безопасности: а вдруг у него в квартире бандиты, или он сам как-то связан с нашим делом? Я сейчас от усталости в таком состоянии, что меня можно брать голыми руками. Чем же вооружиться на всякий случай? Я порылась в своей многострадальной сумке и нашла там вполне подходящую вещь — дезодорант. Если им прыснуть в лицо нежелательному собеседнику, то он выключится из окружающего мира минуты на две. А мне больше и не понадобится. Тут плавный ход моих размышлений был прерван звуком отпирающегося замка. Я, видимо, еще не вполне включилась в ситуацию, потому что думала о самообороне и мерах безопасности, и задала самый закономерный, но и самый идиотский в моем положении вопрос:
— Кто там?
За дверью ошеломленно молчали, видимо, пытаясь понять смысл моего вопроса. Наконец, молчание было прервано, и голос Виталия неуверенно произнес:
— Это я, Виталий Коротков. Татьяна, это вы?
— У вас больше никого нет?
— Нет, нет, — Виталий наконец-то открыл дверь и в изумлении уставился на меня. — Заходите, пожалуйста.
— Виталий, мне необходима ваша помощь.
Виталий, судя по всему, моих слов не услышал, потому что обалдело пялился на мою руку, продолжавшую сжимать дезодорант, направленный непосредственно ему в лицо.
— Это дезодорант, — сочла своим долгом обьяснить я.
— Ага, — кивнул Виталий и продолжал смотреть на дезодорант, который остался в прежнем положении. Я немного подумала и запихнула его в сумку.
Виталий лишился объекта созерцания и посмотрел наконец на меня. До него, по всей видимости, дошло, что явилась я не для того, чтобы продемонстрировать дезодорант.
— Простите, Таня, вы что-то хотели?
— Да, чтобы вы мне помогли.
— Все, что угодно. Я в вашем распоряжении, — кажется, Виталий пришел в себя и обрел способность соображать. Мне бы тоже не мешало.
— Мне нужно связаться с Натальей Семеновной, но так, чтобы никто не заметил. Это возможно?
— Конечно, конечно. Может быть, ей приехать ко мне? Это не вызовет никаких подозрений: надо же ей кому-то в жилетку поплакаться. Присаживайтесь, я сейчас.
И Виталий ушел в другую комнату, а я рухнула в кресло, и пока не явилась Воронова, у меня была одна задача — не уснуть. Я ее с честью выполнила, главным образом потому, что Воронова явилась очень быстро.
Она открыла дверь своим ключом и ворвалась в квартиру, как ураган: эмоции били в ней через край, а ее энергии к концу рабочего дня я просто позавидовала.
— Ну как, Танечка? Удалось что-нибудь узнать? Коротков, дай чего-нибудь пожевать! Я говорила с Мариной, и, по-моему, вы правы.
— Так, Наталья Семеновна, давайте поспокойней и все по порядку. Прежде всего, они звонили?
— Кто? — удивилась Воронова и тут же спохватилась: — А-а, похитители? Конечно, звонили. Я все сделала, как вы велели: согласилась на все их условия и очень беспокоилась о Даше.
— А они что?
— Условия ставят те же. Заверили меня, что с Дашей все в порядке. Велели никуда не рыпаться и все время не разлучаться с телефоном.
— Хорошо. Никаких посторонних шумов не слышали? Голос не узнали? Кстати, с вами говорит один человек или разные?
— Голос не узнала, но в нем нет ничего примечательного, а вообще, я плохо узнаю голоса по телефону. Со мной вроде все время разговаривает один и тот же. Шумы были, сколько угодно — и люди шумели, и машины ездили, и трамваи. Он, по-моему, звонил из телефона-автомата.
— Ага, очень жаль. Но что поделаешь! И с кем вы говорили? С Мариной?
— Да, с ней, — тут Вороновой пришлось прерваться, потому что Виталий внес поднос с едой. Я отказалась — хватит на сегодня объедаться, а Наталья продолжила свое повествование с набитым ртом. — Я как приехала в офис… Виталий, дай горчички!.. Так вот, в офисе я сразу проверила, что срочных дел нет, вызвала к себе Марину, заперла дверь и начала рыдать и жаловаться на жизнь. Мол, и подруга ближайшая погибла, и ребенка ее я не смогла уберечь. И все о том говорю, что не нужны мне эти торги и раздумала я эту землю покупать. Рыдаю, а сама смотрю на ее реакцию. А она!.. Виталь, налей еще соку… Она сидит вся бледная, с красными пятнами на щеках и слова вымолвить не может. Я смотрю — вроде и хочет меня как-то поддержать, но даже рот открыть не в состоянии. Ну еще бы, предавать своих друзей нелегко, особенно в первый раз. Я только одного не понимаю, Таня, зачем ей это нужно?
