Я не мог рассказать ему ни об Игоре, ни о дяде Георгии. Я молчал и ждал, пока жизнь сама поставит точку.
-------------------------
-------------------------
Старухи подыхали пачками. Пушечное мясо, колосящееся поле для своей подружки с косой! Как легко отскакивали под ее косой их головы, нашпигованные идеями и мусором! Они изводили всех подряд! Начиная от котов и заканчивая воздухом! Они думали, что никогда, никогда, никогда не наступит их время! Когда собирай манатки — и вперед, и с песней! Для других — пожалуйста! Во всех видах! «Этот захлебнулся водкой!», «Алкаш! Туда ему и дорога!», «А этот, он был точно ненормальный! Всегда. Он так вежливо здоровался! А оказалось — наркоман!»
Потом они собирались в пачку, купюр эдак десять, и отдавали концы. Как птицы осенью, они сбивались в стаи и улетали. Тихо так толпой отчаливали на лодке. Должно быть, невесела была у них прогулочка!
Все как одна картофелина, они пустили отростки в скамейку. Они никак не хотели покидать свои насиженные местечки.
Нам с Витькой казалось, гроб всегда был один и тот же. Их просто свозили кучкой и вываливали в яму!
«А что, на всех ведь не напасешься», — так они приговаривали.
Они склеивали ласты оптом. Всегда оптом. Даже уплывая по реке смерти, они хотели быть в компании товарок.
Я приезжал, уезжал, взрослел, кончал один класс, другой, и ряды их редели, как зубы. Оставшиеся в трансе сидели еще какое-то время после похорон. А потом они смыкали ряды. Сдвигали задницы, как солдаты в строю.
Они знали все. Они были повернуты на идеях. И политика — это еще не самое страшное. Весь мир был говно! О! Они бы превратили его в ад, если б годков поубавить! В еще больший ад, в еще более вонючее место!
«Этого я бы повесила!», «Точно! Стоит!», «А этот-то, этот?! Сука! Предатель! Предал свой народ!», «Точно, пиздорванец!», «А этого надо посадить на пенсию!», «А молоко! Я хочу молока! Имею право! Всю жизнь горбатилась! Я имею право!», «Я бы их всех!!!», «Ха-ха-ха!», «Раньше так нельзя было!», «Это точно, они все разбаловались! В мое время так вилять задом?!», «Посмотрите! Это не зад! Это куриная гузка!», «А как она накрасилась!», «Это еще ничего, индеец индейцем! А ведь без рейтузов! Глянь!», «Точно! Трусы-то какие! О стыд!!! Стыд!!!», «Да у нее ни титьки, ни письки и жопа с кулачок! А все туда же...», «Да ладно, трусы! Они теперь должны трахаться!!! Тра-ха-цца! Ей прямо в подъезде заворачивают!», «Ох, грех-то какой!!! Они теперь склеиваются где попало!», «Я начала красить губы, когда похоронку получила! Нас было тридцать вдов! И один горбатый! Нам всем хотелось пожить! Пожить!..» Эти старухи были настоящие радикалки. Из них бы получилась настоящая «Седая бригада»!
«Э-э-х... Сил нету...» — прикидывались они. «Просила невестку ногти мне постричь, так та забыла!», «Не переживай. В гробу уместишься и с такими! Тоже мне невеста Божия!»
Они ржут как дьяволы, эти невесты Христовы. Их мужья смылись быстренько по могилам. Кому раньше повезло, кому позже. Терпели они, терпели, а потом раз — и все. Кто как смог, тот так и «зажмурился».
Ну а они?.. Слезы, сопли и ведра компота — все как положено. Молитвы, пердеж, певчие, вонь ладана и оладьи с медом. Весь подъезд потом неделю вонял. И не успевает проветриться, как бац, хлоп — и еще одна «боты закусила», в ящик сыграла. Или муж не выдержал.
«А-а-а-ах! На кого ты меня оставил!?!!!» — Это был хит подъезда.
И они еще спрашивали...
А старик лежит счастливый, как младенец с грудью, и ухом не ведет, только язык не показывает из озорства. А она ему на грудь падает, и душно в комнате от вони и слез... В такие дни от нас всех воняло, как от оттаявших помоек. Конечно! Слезы усиливают запахи. А от нас и так воняло не розами. Мы все здесь — старухи, дети, кошки, собаки, мужики, тараканы, велосипеды и почтовые ящики, — все мы пахли как намокшая колода засаленных карт! Как дохлый пес под дождем!
А эти невесты выли, раскачиваясь как неваляшки. Мы с Витькой скалились одной стороной лица. Нельзя дразнить этих демонов! Мы смеялись по очереди. Сначала одной стороной лица, потом другой. Иначе они бы нас разорвали, эти тысячелетние евридики!
От кутьи воняло смертью. Будто рис варился в кастрюле с платками этих дьяволиц. Про щи я не говорю. Мы их выплевывали потом. А вот оладьи были ничего. Мы втихаря пили водку из чайных чашек. От вони и водки наши морды поневоле слезились. Нам не приходилось корчить горе. Хлоп из чашки с оленем — и все в порядке! Фонтан слез, как у клоуна! Хлюпая горестно носами, мы запихивали в себя оладьи. Мазались медом.
--- Кутью! --- Пусть кутью едят! --- Не наливайте им! --- Они все здесь заблюют! --- Как в прошлый раз --- Я же сказала, детям не наливать! ---
--- Господи! --- Отпусти нам грехи наши, как мы отпускаем должникам нашим! --- Аминь! --- Ну куда ты?! --- Я же тебе говорю! --- Не наливай! --- Нет, мне не жалко этого говна! --- Они и так уже еле ползают! ---
Это точно. Мы плыли, как во сне.
--- Ей! Помянем, еб в душу мать! — Чё носы-то повесили! ---
--- Ты что материшься! --- Как сапожник! --- Ха-ха! А я и есть сапожник! Лиз, а Лиз, ты что, забыла мой гвоздик в своих тапочках? --- Прекрати! Антихрист! --- Девчонки! --- А что ж вы ей ногти-то не постригли? Кто обмывал? А?! Давай сюда ножницы! ---
Ха-ха-ха!.. Это было действительно печально. Две старухи принялись за дело. Той, в гробу, это не очень-то понравилось. Нахуй ей был нужен маникюр?!
Они терпеливо разгибали пальцы. Один за другим, и стригли... Матерясь при этом и плача.
Мы с Витькой сидели на полу, привалившись к стенам. Это был конец. Мы теряли сознание.
А потом они принялись укладывать пальцы обратно. Но они, видите ли, не хотели укладываться! Пришлось применить силу! Старуха в гробу лежала такая спокойная... Она будто разводила руками: «Ну что с ними поделаешь...»
Только глаза... Черт! У нее открылись глаза! Синие-синие! Они были синие! Мы с Витькой взялись за руки от ужаса. А она спокойно смотрела в потолок. Это была настоящая реанимация! Настоящее воскресение! Стоило только пощелкать ножницами, как Лазарь тут как тут! Готов, как солдат! И вперед! На выход!..
Это было полновесное чудо. Мы потом с Витькой блевали так, будто напились крысиного яду.
А веселый у нас был подъезд? Не правда ли? Не соскучишься! Не дадут. Это точно. Не умрешь от одиночества. Спокойно полежать в гробу?! Ни хрена себе! Посмотрите- ка... Он хочет умереть спокойно!!! А ногти?! Он не постриг ногти! Так нельзя! Идти на страшный суд с такими ногтями?! Вот она, молодежь...
Стоило одной из валькирий не выйти вечерок на лавочку, как подружки, хлопая крыльями, принимались выламывать дверь.
Они все умерли в конце концов... Я вернулся из армии и увидел пустую лавку.
Их души вознеслись наконец... Туда, где ногти только у птиц. Вот такочки. Аминь...
