Именно это неудержимо влекло владельца фирмы «Тёмондо»: слезы отчаяния и жалкий вид в бессилии сжавших зубы женщин. Морское Чудище отлично сознавал, что его цвет — черный, и с юных лет являлся женщинам в своем страшном обличье. В Иокогаме этот человек тоже оказывал покровительство некоторым чайным домам и домам гейш, так что недостатка в женщинах у него не было. Однако из долголетней привычки посещать веселые кварталы, он и в Токио, когда приезжал туда, не находил покоя, пока не отправлялся в чайный дом. Отлично зная, что его визит не приносит женщинам радости, он с некоторых пор стал извлекать удовольствие из того, что возбуждал в них ненависть, издеваясь и мучая. Насильно овладеть женщиной, которая его ненавидит, было для него самым большим наслаждением — таков был этот тяжелый клиент. Морское Чудище специально выискивал подходящих женщин, выведывая у хозяек чайных, нет ли таких гейш, которые нуждаются в средствах, чтобы содержать любовников-актеров, и не появилось ли несчастных, на чьей шее повисли долги.
Таким образом, Комаё была словно создана по заказу Чудища, ведь она, при всем своем желании, едва ли могла от него ускользнуть, пока имела в любовниках актера Сэгаву.
В декабре Морское Чудище счел, что час настал, ведь в эту пору людям так нужны деньги, что их надеются найти даже на дороге. Воспользовавшись моментом, он явился в чайную «Тайгэцу» и потребовал к себе Комаё.
Зимние дни коротки, но в этот вечер было еще не очень темно. Комаё шла улицей Ита-Синмити в галантерейную лавку, где обычно делала покупки. И в свете электрического фонаря внимание её привлекла вывеска «Хризантема и китайский мискант», и она вспомнила, что ни разу еще не навестила Кикутиё с тех пор, как та стала жить самостоятельно. С порога окликнув хозяйку, она услышала в ответ: «Милости просим!» Комаё пояснила, что идет за покупками в лавку «Тамасэн» и заглянет на обратном пути, с тем и отправилась. Но тут навстречу ей попалась коляска с откидным верхом. Посторонившись, Комаё заметила, что профиль человека, мелькнувший под откидным верхом, явственно напоминал ей господина Ёсиоку. Она обернулась и некоторое время постояла, коляска же тем временем притормозила перед входом в дом Кикутиё. Цвет брюк шагнувшего из коляски человека тоже показался ей знакомым. Раздумывая, как это странно, она решила, что должна сама во всем удостовериться, хотя сомневаться не приходилось, все было уже очевидно. Замирая от страха, она вернулась к дверям дома Кикутиё. На счастье, как раз в этот момент решетчатая дверь отворилась, и из дома показалась девочка лет четырнадцати или пятнадцати. Видимо, это была служанка, и она вышла за покупками. Комаё её окликнула:
— У вас гость?
— Да.
— Это патрон твоей хозяйки?
— Да.
— Тогда я зайду позже. Передай хозяйке…
— Да.
Девочка остановилась перед винной лавкой через два или три дома:
— Пять го сакэ, самого лучшего, как всегда.
Звонкий голос отчетливо звучал в ушах Комаё, которая близка была к обмороку.
Комаё вернулась домой, она настолько была потрясена, что не уронила ни слезинки. Ведь она до сегодняшнего дня ни о чем не догадывалась! Пришла в тот дом и даже завела разговор с той… Стоило Комаё подумать, что эти двое теперь смеются над ней и называют дурочкой… Никакие слова не могли бы выразить её состояние.
Надо же было, чтобы именно в это время распорядительница О-Сада сообщила Комаё, что пришло приглашение из чайного дома «Тайгэцу». При мысли о том, что раз звонили из «Тайгэцу», то гость — Морское Чудище, Комаё чуть не задохнулась от гнева. Она сказала распорядительнице, что больна и хочет взять выходной,
[27]
после чего поднялась в комнату гейш на второй этаж. Однако не прошло и получаса, как она вызвала к себе распорядительницу — видно, передумала — и отправилась по приглашениям.
Через некоторое время, когда уже зажглись фонари, Комаё позвонила гейше Ханаскэ:
— Я немедленно отправляюсь в Мито. Объясни это как-нибудь распорядительнице О-Саде и хозяйке, ладно? Прошу тебя, помоги, пожалуйста.
На этом она, похоже, собиралась повесить трубку, и Ханаскэ поторопилась спросить:
— Кома-тян, а где ты сейчас? Ты в «Тайгэцу»?
— Нет, в «Тайгэцу» я заглянула только на минутку, я теперь в чайной «Гисюн», рассказала о своих планах хозяйке. Но звонить отсюда домой мне неудобно… Я вернусь завтра или послезавтра. Просто мне нужно кое-что обсудить с Сэгавой. Именем всех богов, прошу тебя, помоги!
Комаё почему-то вдруг неудержимо захотела увидеть лицо Сэгавы. Обида и боль снова и снова пламенели в её сердце, но пойти с ними ей было совершенно не к кому, и некому было её пожалеть, ей было очень одиноко и страшно. Комаё уже не раздумывала, что из этого может выйти, — ей не терпелось броситься в Мито, где был на гастролях Сэгава Исси.
12
НОЧНОЙ ДОЖДЬ
Даже с появлением в саду трясогузок и камышовок в тенистых зарослях вокруг пруда все еще таятся злые комары в полосатых панталонах, но зато, подступающая к самым окнам усадьбы зеркальная гладь доставляет утонченное зрелище водной стихии. В пору цветения водяного риса здесь можно летним вечером любоваться светлячками, которые, словно дождь, бьются о бамбуковые шторы. А осенью, подперев щеку рукой, можно вслушиваться в шелест тростника. Уединенной жизни в квартале Нэгиси пристало безлюдье водяных урочищ. Хозяин здешней усадьбы, Кураяма Нансо, оказавшись на пороге старости, проводил в созерцании и утро, и вечер, но даже травы и деревья в собственном саду не переставали удивлять его тем, как быстро солнце и луна сменяют друг друга.
Не успеешь оглянуться, а окропленные росой листья лотоса уже порвала летняя гроза, ветер с ревом треплет тростник, и на смену амарантам приходят осенние хризантемы. Под осенним дождем облетит вся кленовая листва, и вот уже кончается год, и приходит пора считать бутоны на деревцах сливы, зацветающих в сезон зимнего солнцестояния. Зимой вы зажимаете нос от запаха удобрений, которыми попотчевали корни старых деревьев, но зато в пору «великого холода» ягоды нандины и ардизии в снегу краше всяких цветов. Чашечка чаю, заваренного в полночный час, — вот наслаждение, которое дарит зима затворнику. И еще радость — букет из нарциссов и адонисов на книжной полке в кабинете. Однако и эти цветы когда-нибудь увянут, наступят дни весеннего равноденствия, и надо будет прежде всего привести в порядок корни хризантем, затем посеять траву… Для человека, который любит свой сад, дни станут казаться еще короче.
Поглощенный встречей и проводами сотен цветов, расцветавших и затем увядавших, писатель Нансо лишь едва задержал взгляд на свежих побегах молодой зелени, как вскоре зарядили дожди, и с каждым новым ливнем в саду становилось темнее. Утро, когда на землю начинали падать зрелые сливы, сменял вечер, приносивший успение сомкнувшимся листьям акации. Хотя в разгаре дня под палящими солнечными лучами пламенели цветы граната и облетали листочки вьюнка, с наступлением сумерек из-под пропитанных росой водяных трав уже доносились голоса осенних насекомых: то одна лишь трель, словно одинарная ниточка, а то — ниточка двойная…
