— Настя ко мне не приезжает, — Руслан пытливо
взглянул на детектива. — Уверяет, что это вы запретили ей покидать
квартиру.
— Запретили. Нам тоже легче ее охранять, когда она
находится в помещении.
— А что она говорит о наших с ней отношениях?
Пучков вскинул и опустил руки:
— Ничего.
— Вы уверены, что этот выстрел не связан с моими
личными делами и касается именно Насти Шороховой?
Пучков ни в чем не был уверен до конца, но все же поделился
с клиентом своими соображениями:
— Я лично проводил проверку ваших связей и состояние
дел на сегодняшний день. Ничего серьезного.
— То есть на меня не наехали. А если бы дело касалось
бизнеса, однозначно прикончили бы, так?
Пучков кивнул:
— Вы сами все прекрасно понимаете.
— В моем случае все было по-дилетантски. Этот, в
шапочке, который метил мне в сердце, явно не наемный убийца.
— И оружие у него краденое.
— Но вы работаете со свидетелями? — с уверенностью
в положительном ответе спросил Фадеев.
Пучков тихо вздохнул. Он не стал признаваться, что они
прошляпили почти всех свидетелей. «Если перечислить убийства последних дней в
порядке нарастания, я буду выглядеть полным придурком, — подумал
он. — Правда, милиция, квалифицировав большую часть смертей как несчастные
случаи, выглядит не лучше». Одна беда — Фадееву не было дела до милиции. Он
платил Пучкову и ждал результатов от него.
— Вы по-прежнему будете добиваться расположения
Анастасии Шороховой? — спросил Пучков, созерцая унылый больничный двор, впаянный
в квадрат окна.
— В настоящий момент я озабочен тем, чтобы в моей шкуре
не проделали еще несколько дырок. Так что с любовью придется повременить.
Пучков затаил усмешку. Он точно знал: любовь —
скоропортящийся продукт, и когда Фадеев наконец очухается, то поймет, что
остался с носом. Смешной он, этот Руслан!
— Хотел выпендриться перед девушкой, и вот что
получилось, — посетовал он.
— Есть еще один способ обеспечить вам личную
безопасность, — сказал Пучков и тут же перехватил пытливый взгляд Фадеева. —
Вообще прекратить расследование.
«Я же не карающий меч господень, — попытался он
успокоить себя. — Я должен заботиться в первую очередь о безопасности
клиента».
— Вы видите связь между расследованием и покушением на
меня?
— Прямую, — кисло ответил Пучков. — Кому-то
не нравится, что старые убийства пытаются дорасследовать на ваши деньги. Убрать
вас — означает перекрыть денежный источник, питающий активность частных
сыщиков.
Не будет расследования — не будет угрозы вашей жизни.
— Но как же? — нахохлился Фадеев. — Взять и
все вот так бросить?
«Ты и понятия не имеешь, приятель, сколько народу полегло за
твою симпатию к Шороховой».
— Взять и бросить, — вслух произнес Пучков,
сопроводив свои слова энергичным кивком.
Он обязан был предложить Фадееву этот выход. Хотя, конечно
же, понимал, что для их агентства все так просто не закончится. Неизвестно,
выкарабкается ли Вика, — одно это заставит Стаса стоять до конца. Кроме
того, у Бессонова с Шороховой какие-то шуры-муры.
— Подумайте, — тем не менее сказал Пучков. —
Вы подвергаете свою жизнь реальной опасности из-за женщины, которая ничего вам
не обещала.
— И даже более того, — нахмурился Руслан. —
Она ясно дала понять, что не питает ко мне нежных чувств.
— Вот видите.
— Но я уже закусил удила. Стыдно отступать, понимаете
меня? — сказал честный Руслан.
— Значит, мы продолжаем дело?
— Продолжаем. Выясните, кто в меня стрелял и какое
отношение имеет этот человек к Настиным проблемам.
Выбравшись из больницы. Пучков в очередной раз набрал номер
Стаса. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», —
корректно сообщили ему. «Вот дубина, — раздраженно подумал Пучков. —
Нагородил что-то про мальчика и скрылся в трубе. Интересно, впрочем…
Мальчик-инвалид, сидящий у окна с утра до вечера. Просто классика какая-то! Как
говорится, если бы мальчика не было, его следовало выдумать».
Пучков, уже открывший дверцу своей машины, внезапно замер.
Что, если Стас и в самом деле придумал мальчика?
Закинул удочку? Кому он там рассказывал эту байку?
Фокину-старшему? Неужели он подозревает этого красавчика, если и не разбившего
Веронике Матвеевне сердце, то уж по крайней мере отколовшего от него маленький
кусочек?
* * *
Жене Воробьева было около сорока. Невысокая и подтянутая,
она явно следила за собой не по любви, а по обязанности. Аккуратная стрижка,
хороший макияж, свежий маникюр, юбка, прикрывающая колени. Все, как и положено
деловой женщине. Не хватало только изюминки, перчика. Алена Воробьева была
пресной, словно суп гипертоника.
— Вы ведь все знаете про любовницу? Какое облегчение! —
Она покачала головой. — Не представляю, как удастся скрыть этот факт.
Существует такая неприятная реальность, как соседи. Они обязательно разболтают
всей Москве.
— Да что там, — смутился Саша. — Вы ведь
живете в Опалихе.
— Но все наши друзья и деловые интересы в Москве.
Впрочем, вы правы, — внезапно согласилась она. — Я
одна не представляю собой ничего. Ни-че-го. Я была лишь приложением к
собственному мужу. Теперь я начну вести жизнь простенькую и спокойную. Это если
у Игоря не осталось криминальных долгов. В противном случае жизнь наша окажется
трудовой и сложной. Детей в любой ситуации придется забрать из частной школы…
Она уставилась в пространство, выпуская дым длинными
струями. Вероятно, уже прикидывала, как станет устраивать свой быт в одиночку.
Чтобы вернуть ее к реальности, Саша тихонько кашлянул.
— Вы ведь что-то хотели узнать? — встрепенулась
Алена. — Спрашивайте, я отвечу. Мне нечего скрывать. И стыдиться нечего.
Ведь это не я бегала по девкам. И не я задохнулась в одной постели с любовницей.
— Собственно, меня интересовали как раз связи вашего
мужа. Внебрачные, — вкрадчиво добавил Саша и взглянул на вдову с
любопытством. — Что вы знали?
— Все, — сказала Алена. — Каждая его интрижка
была мне известна — когда он увлекся новой дамочкой, сколько ночей с ней
провел, сколько денег на нее потратил.
— Вы пытались… — Саша поискал нужное слово, —
бороться?
— Бороться? — хохотнула Алена. — С чем? С его
жаждой приключений? Да вы что? Это все равно, что сражаться с ветряными
мельницами. Меня еще в школе учили, что подобные подвиги не только
заканчиваются неудачей, но и выглядят очень глупо. Нет, я не пыталась бороться.
