Я села в машину и поехала дальше. Снова был длинный и высокий забор из железобетонных блоков, вплоть до здания, в котором располагалось рекламное агентство «Экватор-плюс». Кроме него там арендовали помещения еще несколько фирм. Но так как здание стояло торцом к фабрике, то меня заинтересовало только окно, которое было под окном кабинета Цыпкина, если там оно, конечно, было. Мне стоило расспросить Станислава Власовича об этом.
Едва я подумала о Цыпкине, как он — легок на помине! — вышел из здания. Вахтерша закрыла за ним дверь, и директор «Экватора-плюс» направился к автобусной остановке. Я ему посигналила, но Цыпкин не обратил на мою машину никакого внимания. Пришлось его окликнуть, и только тогда Станислав Власович остановился и оглянулся.
— У меня остался к вам один вопрос, — сказала я, не выходя из машины. — На первом этаже есть окно, под вашим?
Мне показалось, что Цыпкин ожидал от меня более сложного вопроса. Однако, когда он услышал, что меня интересуют лишь архитектурные особенности здания, напряжение с его лица спало. «Чего же он так испугался? — пронеслось в моей голове. — Вероятно, он не был со мной откровенен до конца».
— Нет, там оно заложено, — ответил Цыпкин, наклонившись к окну моей «девятки». — Под моим кабинетом находятся складские помещения. Знаете, Танюша, я только сейчас вспомнил, что однажды, примерно месяц назад, моим окном уже интересовались какие-то люди…
— Какие люди? — почти выкрикнула я.
— Два мужика, очень похожие на бандюганов. Они интересовались, какие услуги оказывает наше рекламное агентство. Я стал подробно рассказывать о спектре наших услуг, показывал буклеты и образцы, но у меня создалось впечатление, что их интересует только окно. В итоге они сказали, что подумают, ушли и больше не появлялись.
— А они как-нибудь представились?
— Нет, своих имен они не называли, сказали только, что они из фирмы… забыл… Такое ни о чем не говорящее название, набор букв… Я еще подумал, что оно на слух воспринимается ужасно, но вот логотип можно сделать шикарный. Что-то вроде «АБ-Трейд-СТ»… Да, кажется, так.
— Больше вы мне ничего не хотите сказать? — спросила я на всякий случай.
— Хочу, Танюша, очень хочу, но боюсь, что это совсем не то, что вы желали бы услышать.
— Похоже на то, — усмехнулась я. — Значит, до среды!
Станислав Цыпкин выпрямился, подмигнул мне на прощание и снова пошел в сторону остановки. Я тронулась с места и поехала домой в полной уверенности, что сегодняшний день отработала на полную катушку. Конечно, над словами Цыпкина еще стоило подумать, а главное — составить план оперативных мероприятий на завтра. Но это можно сделать и дома, сидя в любимом кресле с чашкой кофе в руках.
Я почувствовала усталость от рутинной работы, а при подъезде к дому появилось и чувство голода. Я знала, что мой холодильник почти пуст, а до магазина нужно сделать приличный крюк. Это было выше моих сил — находиться в двух шагах от дома и снова ехать куда-то. Я вспомнила о Витьке Буренкове, которому обещала позвонить и не сдержала своего слова. С мыслями о том, позвонить ему или нет, я вошла в подъезд, поднялась на свой этаж и… Зрелище, которое предстало моим глазам, было не для слабонервных! Но я к такой категории людей не относилась, поэтому не закричала от страха, не упала в обморок. Нет, у меня мгновенно прошла вся усталость, исчезли мысли о своем давнишнем бойфренде, способном приготовить умопомрачительный ужин, да и вообще сделать этот вечер незабываемым.
К двери моей квартиры был прислонен красный гроб. Я мгновенно сообразила, что это продолжение навязанной мне игры. После того как мои магические двенадцатигранные кости сказали, что мой противник блефует, я о нем практически забыла. А его следующий ход был мерзким и гнусным: он заказал гроб. Для меня, живой!
Я с минуту стояла как вкопанная посередине лестницы. Потом поняла, надо что-то предпринимать, делать ответный ход. Я поднялась на площадку и только тогда заметила, что это был не гроб целиком, а только крышка от него. Из квартиры моих соседей доносились рыдания. Меня мгновенно осенило, что ритуальное изделие предназначалось не для меня. Но почему крышка была прислонена именно к моей двери, оставалось вопросом. На ум приходило только два варианта: либо похоронные агенты поставили ее так по досадной случайности, либо тот, кто нарисовал череп и мишень на моей машине и заточил мою фотографию в клетку, решил напакостить около моей квартиры или даже в ней, а тут крышка гроба случайно подвернулась ему под руку.
Однако, что бы ни стояло за ее появлением у моей двери на самом деле, освобождать вход в квартиру все равно было необходимо. Я поставила кактус на пол.
Работа мне предстояла не из приятных, но пришлось ее сделать. Надо сказать, что мне не раз в жизни приходилось лицезреть окровавленные и даже обезглавленные трупы, но чувство, с которым я прикоснулась к крышке гроба, было сильнее. Едва я дотронулась руками до красной ткани, по спине пробежал пренеприятнейший холодок. Но я пересилила себя и даже заглянула внутрь. К счастью, моей фотографии или чего-то подобного там не оказалось.
Затем я подняла поставленный на пол горшок с кактусом и позвонила в квартиру соседей, чтобы удостовериться, существует ли покойник в действительности, и выразить свои соболезнования при необходимости. Да, оказалось, что моя пятидесятидвухлетняя соседка ушла из жизни. Я поговорила с ее детьми, узнала, что за болезнь увела тетю Машу в мир иной, и, не сказав им ни слова о казусе с крышкой гроба, вышла. Настроение было наимрачнейшим.
Как бы ни блефовал мой противник, но одного ему добиться явно удалось — его идиотские выходки отвлекали меня от расследования. Вместо того чтобы планировать завтрашний день, я пыталась отгадать, кто же он, мой противник. Но безуспешно.
Я поставила свой сотовый телефон на зарядку, а потом включила автоответчик на домашнем телефоне. Там было три сообщения, оставленные одним и тем же человеком — Витькой Буренковым. Сначала он выражал сожаление, что не может до меня дозвониться, потом буквально умолял связаться с ним, обещая сделать какой-то сюрприз, и, наконец, голосом человека, изрядно принявшего на грудь спиртное, он нес совершенно бессвязную чушь, вроде того, что я сама виновата и буду жалеть.
Все три звонка Буренкова можно было воспринимать двояко. Возможно, он намекал мне на дело Вахрушева. Тогда сюрприз состоял в том, что мы встретились не случайно, и вечером он хотел раскрыть свои карты. Но я не позвонила, Витька напился и стал угрожать. Хотя все могло быть и не так. «Ведь бывают же в жизни случайности, — думала я. — А конкретно о Вахрушеве ничего сказано не было. Жалеть же, по мнению Буренкова, я стану о том, что отказалась от его компании…»
Гадать можно было сколько угодно, но в интересах своего расследования я решила принять версию, что Витька Буренков возник в моей жизни именно потому, что я занялась генеральным директором фабрики «Нинель», на которой действительно творится нечто странное. Следствием этого умозаключения явился вывод, что кроме Лидии Петровны Вахрушевой и ее подруги Ольги Яковлевны Терентьевой о странностях фирмы «Нинель» знал кто-то еще. Если верить последней, то она рассказала своему мужу всю правду обо мне только после того, как я ушла из их квартиры.
