— Она наркоманка, а он ее дилер и заодно сутенер, — доложил он мне, когда я уселся напротив него.
— Прошу прощения?
— Парочка у тебя за спиной. Она пашет на него, а он снабжает ее белым порошком, на котором много лет держался твой сосед по квартире. Впрочем, снимаю перед ним шляпу — смог без наркоты закончить свой триптих. Мне всегда нравились истории про «победы над слабостями», особенно с участием художников-геев и наркоманов, которые еще работают в стиле экспрессионизма… хотя он, кажется, терпеть не может сравнения с Ротко, не так ли?
— Мне что, пора задаться вопросом, не работает ли и он на вас?
— Наконец-то ты развеселил меня. Заявляю со всей ответственностью, что мистер Фитцсимонс-Росс не имеет к нам никакого отношения. Но вижу, ты усвоил, что у всех стен есть уши. Похвально.
— В вашем мире это уж точно.
— Позволю себе заметить, вид у тебя неважный. Что за субстанция повергла тебя в такое состояние?
— Это мое дело.
— Кто бы спорил. А как тебе концерт?
— Впечатляет.
— Другими словами, ты не расслышал ни одной ноты. Да и кто тебя осудит, зная о том, что занимало твои мысли? Мистера Велманна видел?
Я кивнул.
— Ты счел это убедительным доказательством?
Я не ответил, но потянулся к его пачке «Олд Голде» и вытащил сигарету.
— В подкрепление вчерашних слов я прихватил с собой вот эти фотографии фрау Дуссманн и герра Хакена, которые прибыли в Гамбург разными поездами.
Он полез в папку, что лежала перед ним на столе.
— Не надо, — остановил я его. — Я сделаю то, о чем вы просите, но при одном условии: я хочу покончить со всем этим завтра же.
— Почему, позволь спросить?
— Потому что я знаю, что не смогу долго играть эту роль.
— Что ж, это честный ответ.
— Вы просите меня уложить ее в постель и сделать вид, что ничего не произошло. Но как я могу прикоснуться к ней после того…
— Если ты не займешься с ней любовью сразу по приезде, она заподозрит…
— Я симулирую пищевое отравление или что-нибудь в этом роде.
— И все равно она может насторожиться.
— Нет. С чего ей подозревать меня? Вы ведь все держите меня за болвана, не так ли? Так почему же она решит, что я знаю ее маленький грязный секрет?
— Но ты упомянешь про расшифровку интервью?
— Разумеется.
— Тогда скажи, что на радиостанции управились с работой еще вчера. Назови имя фрау Кёниг. Обычно она занимается этим.
— А если, как я подозреваю, Петра не станет фотографировать документы…
— Если фрау Дуссманн случайно спросит у фрау Кёниг про ту работу, которую та якобы делала для тебя в выходные, фрау Кёниг знает, что ей ответить. Но зачем она станет упоминать об этом, ведь в таком случае она разоблачит вас как пару?
— Думаю, в этом вы правы.
— Что ж, значит, план остается прежним. Она возвращается экспрессом Гамбург — Берлин в семнадцать сорок три. С вокзала ее «проводят» прямо до твоей двери. Другая группа оперативников будет дежурить на улице, и, как только она войдет в подъезд, они передвинутся к входной двери. Я предлагаю тебе сразу же пожаловаться ей на недомогание и сказать, что пораньше ляжешь спать. Но вечером, как бы мимоходом расспросив ее про поездку в Гамбург…
— Думаю, я сам соображу, что сказать. Когда я смогу получить текст интервью?
— Завтра, после одиннадцати утра, здесь же.
— Вы полагаете, это хорошая идея?
— Здешний хозяин… он мой друг.
Я закрыл глаза. Неужели этот человек и его люди проникли во все уголки моей жизни?
— У вас так много друзей, да? — наконец произнес я.
— Это потому, что я очень дружелюбный парень.
Остаток дня я провел в кинотеатре. Я знал одно местечко возле Кудамм, где начинали крутить кино в час пополудни, и программа там постоянно менялась. Я так и мотался из зала в зал до позднего вечера, пытаясь не думать, а набираться решимости для завтрашней встречи с Петрой.
Когда я вернулся домой, был уже час ночи. Слава богу, Аластер еще не пришел, и остаточное похмелье в сочетании с недосыпом помогли мне сразу отключиться. Проснулся я в десять утра. И снова было ясное, чистое утро. Но меня тут же накрыло волной ужаса. Поэтому я оделся в спортивную форму и отправился на пробежку по пустынным улицам. Воскресным утром Кройцберг и сам был как будто с похмелья — мостовые завалены мусором и пустыми пивными бутылками, попадались и использованные презервативы. Редкие прохожие тащили свои нетрезвые тела домой после ночных кутежей. Я разогнался до предельной скорости, стараясь физической нагрузкой вытеснить из головы все мысли. Уже через двадцать минут я был в Тиргартене. Дважды обежал парк по кругу, потом перешел на бег трусцой и вернулся в Кройцберг. Когда впереди замаячило кафе «Стамбул», я посмотрел на часы и обнаружил, что бегал больше часа. Хотя и взмокший от перенапряжения, я все равно не смог до конца избавиться от волнения, которое испытывал в предвкушении встречи с Петрой. Смогу ли я прикинуться дурачком? Почувствует ли она мое беспокойство? Как я отреагирую, когда она начнет лгать про уик-энд? И что будет, если она действительно сфотографирует документы?
Я заглянул в кафе. Омар, как всегда, был за стойкой бара.
— Тебе оставили пакет, — сказал он и передал мне пухлый манильский конверт.
Попросив кофе, я скользнул в кабинку, вскрыл конверт и достал аккуратную пачку из двадцати двух листов. Первая страница была отпечатана на бланке «Радио „Свобода“», и в правом верхнем углу стояло имя переводчика, Магдалены Кёниг. Мое имя значилось в самом начале рукописи, а потом уже везде приводилось в сокращении: Т. Н. Текст шел на немецком языке, воображаемое интервью с Гансом и Хейди Браунами было датировано вчерашним числом. Я прочитал его полностью, пытаясь запомнить подробности из жизни брата и сестры в ГДР: их политическая деятельность, побег из страны, планы на будущее, в котором они собирались открыто выступать против репрессивного режима Эриха Хонеккера. Мне показалось, что описание бегства выполнено уж очень мастерски. И я сразу подумал, что Петра наверняка заметит это… если она, конечно, и впрямь работает на Штази.
Это была та «правда», которую я никак не мог принять. После всего, что она рассказывала об ужасах своего заточения, о своей ненависти к режиму, об агонии разлуки с сыном… и то, как она втайне мучилась, преследуемая призраками прошлого… нет, невозможно было представить, что она действительно сотрудничает с этими мерзавцами.
Я вернулся домой и застал Аластера в мастерской, где он опять созерцал голые стены. Он оглядел меня с головы до ног, обратив внимание на мой пропотевший спортивный костюм, растрепанные волосы и конверт под мышкой.
