Он выглядел точно так же, как его несостоявшиеся братья и сестры. Просто пузырьки, и все. Капля воды под микроскопом.
Я не дала себе труда удивиться. Не стала говорить ничего вроде: «Ах, чудесно!» – и не пыталась запомнить свои ощущения, чтобы потом как-нибудь сказать своему ребенку: «Я видела тебя, когда ты был еще вот таким пузырьком».
Я ничего не знала об этой женщине-враче, которая делала пересадку. Мой дорогой доктор сейчас в Париже, потому что его дочь выходит замуж за юриста-француза. Этот мужчина с длинным сумрачным лицом напоминает мне нашего бухгалтера-налоговика. Очень плохой признак! Возвратов по налогам мы никогда не получаем. Мой врач обычно без умолку трещит обо всем, что приходит в голову, но эта не проронила ни слова, пока не закончила. А потом показала нам эмбрион на ультразвуке.
– Хорошо… Он в нужном месте, – бросила она, как будто моя матка была промышленным оборудованием.
На ультразвуке она выглядела, как и все остальные: звезда – дрожащая, светящаяся.
Я знала, что светиться она будет недолго.
Я отвернулась от экрана, посмотрела на Бена и увидела, что он внимательно изучает свои ладони.
Одни плохие знаки!
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Когда мясники закончили свой «мозговой штурм», я поднялась на сцену и объявила, что моя помощница Лейла закончит с ними семинар, словно так и было задумано.
Когда она поднялась со смущенным видом, мясники дружелюбно поаплодировали.
Я спустилась. Эта мерцающая звезда не выходила из моей проклятой головы.
Алиса подходила к школьной библиотеке – ее тело как будто знало, что нужное место находится за этой красной двустворчатой дверью в самом углу двора, – когда появился Доминик. У него был взволнованный, даже сердитый вид.
– Алиса, – начал он, – я заметил тебя через окно. Никак не могу до тебя дозвониться!
– Извини. Все время забываю заряжать. Память дырявая!
– Я и Нику позвонил. – Он даже не улыбнулся. – Едет.
– Ты звонил Нику? Зачем?
Что, он собирался драться с ним из-за ее руки? Вызвать его на дуэль? Вот только Ник больше не хотел ее руки. Так что, может быть, драться и не стоило. «Конечно, парень, забирай ее».
– У нас неприятность, – сказал Доминик. – Серьезная неприятность с Мадисон.
Домашняя работа, написанная Элизабет для Джереми
Когда я вышла с семинара, мне позвонил Бен. Голос у него был колючий, как наждачная бумага.
– Почему ты мне не сказала? – без предисловий начал он.
Я отключила телефон.
Его тон мне совсем не понравился.
28
– Что с ней?
От ужаса у Алисы к лицу прилила кровь и подкосились ноги, так что ей пришлось опереться на руку Доминика.
– Ничего страшного. – Доминик рассеянно улыбнулся и похлопал Алису по ладони. – С ней все в порядке. Просто кое-что случилось, и в этот раз мы уже не можем закрывать глаза.
– Кое-что?
– Кое-что очень обидное.
– Кто-то обижает Мадисон?
Она задушит этого ребенка. Она потребует встречи с родителями. Кто-то обидел Орешка, и она готова была разорвать этого кого-то на части. Ярость просто кипела в ней.
– Алиса! – строго начал Доминик: теперь он выглядел как настоящий директор школы. – Это Мадисон виновата.
– Кого она могла обидеть? – спросила Алиса.
Она знала свою дочь. Они были знакомы всего пять дней, но она ее хорошо знала.
Да, конечно, временами та бывала не в настроении, могла быть и немного агрессивной с братом и сестрой, когда те выводили ее из себя, но это было нормальным соперничеством младших и старших. Алиса так надеялась. Сердце у девочки было хорошее. Как она помогала Оливии ставить танец бабочки! Как на днях она помогала Тому делать домашнее задание по географии! Ну да, Том жаловался, что она дразнила его, и все закончилось тем, что она вылетела от него в слезах, а Том хлопал себя по лбу и закатывал глаза, точь-в-точь как отец, но все-таки… Нет-нет, дочь Алисы никого не могла обижать.
– Ты еще… не пришла в себя? – осторожно спросил Доминик.
– Не совсем, – откровенно призналась Алиса.
– Ну, с Мадисон у нас не первый раз такое. Вот совсем недавно мальчику из младших классов после стычки с ней пришлось наложить швы.
«Ага», – подумала Алиса. Так вот о каком «случае в школе» говорила Кейт Харпер тогда, в спортзале.
– Я знаю, что ей нелегко после смерти Джины, после вашего развода, – продолжал Доминик, морща лоб от волнения. – Но, Алиса, прошу прощения, это уже… это просто…
Тут его голос изменился – у Алисы за спиной кто-то стоял.
– А, вот и твой… э-э-э… твой…
Алиса обернулась и увидела Ника. Он был в костюме и при галстуке и на ходу говорил по телефону. Его деловой вид, решительный настрой человека, привыкшего возглавлять заседания, во время которых ему ни в коем случае нельзя мешать, были совершенно чужды этому залитому солнцем школьному двору, где из открытого окна слышалось пение детского хора.
– Неловко, – заметил Доминик, перехватив ее взгляд.
– Да уж.
Ник подошел ближе, и они услышали окончание разговора:
– Ну, скажем, два лимона. Договорились? Отлично. Пока.
Он захлопнул крышку телефона, и Алисе очень захотелось сказать: «Ник, дорогой, ну не будь ты таким противным!»
– Доминик, верно? – Ник протянул руку, как будто тот намеревался что-то продавать им.
– Да, это я. Как дела?
Доминик был примерно на голову выше Ника и смотрелся рядом с ним точно долговязый школьник. Алисе хотелось обнять и его, и Ника. Оба походили на мальчишек, натянувших на себя взрослые тела.
– Полагаю, вы вызвали нас обоих не просто так, – резко сказал Ник.
– Да, – не менее резко ответил Доминик. – Мадисон угрожала Хлое Харпер ножницами. Она обстригла ей волосы и ткнула лицом в торт. Я вынужден временно исключить ее из школы, по крайней мере до каникул. И по-моему, ей не помешает консультант.
– Понятно… – протянул Ник и на глазах как-то сдулся, осел.
Доминик стал хозяином положения.
– Это неспроста, – заявила Алиса. – Ведь была какая-то причина, почему она это сделала!
– Почему – не столь уж важно, – парировал Доминик, чуть высокомерно для человека, который претендовал на звание друга Алисы. – Это просто неприемлемо! Можете себе представить, как на это отреагирует Кейт Харпер. Она, кстати, едет сейчас сюда.
Значит, Хлоя – это дочь жуткой Кейт Харпер. Вот оно что… Тогда все ясно.
