В программе значился осмотр замка и церкви, и этот план пересмотру не подлежал. Но вопрос о приоритете оставался открытым. Гордон и Сент-Арно с недоумением взирали друг на друга. Наконец, полковник сделал выбор, заметив с налетом легкой иронии, что сначала нужно послужить господину, а потом помолиться Господу. Гордон отреагировал на это решение в том же тоне:
– Прусская мораль! Но мы ведь и есть прусаки.
Так что они быстро и решительно двинулись направо, в сторону кастеляна, разумеется, удостоив стоявшего слева пономаря приветствием, подающим надежду. Пономарь, любезно улыбнувшись, в свою очередь поклонился гостям. Казалось, такой ход вещей его вполне устраивал. Ибо колокола городской церкви как раз зазвонили к обедне, и с кухни донесся запах жареной колбасы. Возможно, вторая очередь была для пономаря даже предпочтительней.
Все эти маневры подметила одна лишь Роза, проницательный взгляд художницы мгновенно оценил их по достоинству, а тем временем все четверо уже входили в вестибюль замка, минуя почтительного кастеляна. Человек этот сразу располагал к себе любезностью и приятностью обращения, но, с другой стороны, в его поведении чувствовалась неуверенность, чуть ли не нечистая совесть, как у торговца лотерейными билетами, заведомо знающего, что он навязывает пустышки. И в самом деле, весь его замок, с первого до последнего помещения, оказался сплошной пустышкой. Ценности, некогда там хранившиеся, давно исчезли, и хранителю бывшего великолепия оставалось только говорить о вещах, которых больше нет. Тяжелый долг. Он исполнял его довольно ловко, превращая традиционную экскурсию с показом имеющихся достопримечательностей в исторический доклад об исчезнувших экспонатах. Руководствуясь верным инстинктом, он каждый раз выходил из неудобного положения, прибегая к ценной помощи исторических анекдотов.
Роза, чья любознательность рассчитывала на целые залы, увешенные полотнами Рубенса
[40]
и Снайдерса
[41]
, Ваувермана
[42]
и Поттера
[43]
, держалась как можно ближе к кастеляну, стараясь вызвать его симпатию всякого рода умными вопросами.
– Значит, в этих залах была резиденция кведлинбургских аббатис? – начала она с наигранным любопытством, потому что медвежья охота и олени с шестью рогами были ей куда интереснее, чем портреты дам с прическами a la мадам Помпадур…
– Да, мадам, – отвечал кастелян, принимая нашу приятельницу из-за ее веселого нрава, а возможно, и пышных форм, за светскую даму в счастливом замужестве. – Да, мадам. Настоящая резиденция, то есть со свитой и короной. Ведь кведлинбургские аббатисы были не обычными настоятельницами, они имели княжеский титул, и со времен Мехтильды, сестры Оттона Великого
[44]
, заседали в рейхстагах на княжеской скамье. И здесь, в замке, тоже был тронный зал. Это соседний зал, где я хотел бы обратить ваше, сударыня, внимание на красные обои дамастовой ткани. Дамаст из Арраса.
И с этими словами он провел их из маленькой приемной, которую они осмотрели, в большой тронный зал. Помимо столь торжественно упомянутых обоев, в нем не осталось ничего от прежней роскоши, разве что паркетный пол.
Роза недоуменно озиралась вокруг. Заметив это, экскурсовод быстро продолжил свое повествование, дабы возместить искусством рассказчика полное отсутствие достопримечательностей.
– Итак, сударыня, перед вами тронный зал, – начал он. – А вот здесь, где не хватает обоев, стоял самый трон, тоже красный, но обитый не камкой, а красным бархатом, обрамленный горностаем и украшенный гербом княгинь-аббатис: две чаши и кубок.
– Ах, – сказала Роза. – Две чаши и кубок… Очень интересно.
– А здесь, – продолжал кастелян, указывая на огромную, но пустую золоченую раму (и голос его при этом звучал все более проникновенно, почти торжественно), здесь, в этой золотой раме, помещалась главная достопримечательность замка: зеркало из горного хрусталя. Зеркало из горного хрусталя, говорю я, каковое в настоящее время находится в скандинавских странах, а именно в королевстве Швеция.
– В Швеции? – переспросил Сент-Арно. – Но как оно туда попало?
– Окольными путями и благодаря странному стечению обстоятельств, – возобновил кастелян свой исторический доклад. – Дело в том, что нашей последней княгиней-аббатисой была принцесса Шведская, Жозефина-Альбертина, дочь королевы Ульрики, сестры Фридриха Великого
[45]
. Ее блестящее и благотворное правление длилось двадцать лет кряду. Живя здесь, в своей резиденции, Жозефина-Альбертина любовалась собой, глядя в это зеркало. Оно было ее гордостью и талисманом. Но наши края перешли во владение короля Жерома Вестфальского
[46]
. И ей пришлось расстаться со своим замком и всем, что в нем имелось, включая зеркало. Потому что ей едва хватило времени на самое необходимое, не говоря уж о том, чтобы упаковать и забрать с собой вещи второстепенные, пусть даже и дорогие ее сердцу.
– И что было дальше?
– Ну, король Жером, который так любил повторять: «Завтра снова веселимся», нуждался в очень больших деньгах, и ему пришлось пустить с молотка весь инвентарь замка. Он объявил во всех газетах, немецких и иностранных, что наряду с прочими сокровищами замка выставляет на аукцион знаменитое зеркало горного хрусталя. Принцесса Жозефина-Альбертина к тому времени вернулась в Швецию, поскольку Бернадот еще не стал шведским королем
[47]
. Она только и ждала этого момента и отдала строгий приказ выкупить зеркало за любую цену, какую назначат за него или поднимут на аукционе. Не знаю, насколько высока была цена, знаю лишь, что оно стоило целое состояние. Поговаривали о тонне золота. Так или иначе, зеркало попало в Швецию, в Стокгольм, где оно и находится по сей день. Его показывают в музее Риддерхольм.
