Гордон, хорошо зная, что быстрый ответ всегда – лучшая и самая легкая форма благодарности, сразу после этого тоста взял слово. Шутливо противопоставив «полковника Сент-Арно от четвертого октября генералу Сент-Арно от второго декабря», он назвал Сесиль тем светлым образом, который побеждает различие между ними, и попросил позволения выпить за здоровье радушных хозяев дома.
Здравица была одобрена присутствующими. Особенный энтузиазм проявила баронесса, не упустив, разумеется, случая упомянуть о том, что прошлым летом на променаде в Рагаце имела встречу с императрицей Евгенией.
– Если бы эта женщина, вместо своего шалопая-мужа, держала в руках бразды правления, Франция управлялась бы совершенно иначе. Во всяком случае, более мужественно оборонялась бы. И весьма вероятно, была бы спасена.
Вскоре после этого гости встали из-за стола. Через минуту все мужчины, за исключением Сент-Арно, оставшегося с дамами, удалились в курительную комнату. И здесь еще раз взял слово фон Россов, который тридцать лет назад, будучи капитаном в Александровском полку, читал в опустевшем офицерском клубе лекцию как раз о 2 декабря. Почти грациозно опрокинув третий бокал шартреза, он вернулся к теме Сент-Арно.
– А что касается вашего противопоставления, или, если угодно, вашей параллели, любезный мой господин фон Гордон, – произнес он чуть ли не скороговоркой, – что ж, тогдашний Сент-Арно и современный, их можно (если нужно) сравнить, и тут я с вами консолидируюсь: нашему тоже пальца в рот не клади. Наш тоже, если я верно сужу, невысоко ставит значимость отдельного индивида. О том, что он так же любит игру, как и его знаменитый тезка, вам, вероятно, известно. Но тот Сент-Арно, что в 51 году разыграл всю историю Наполеона Третьего, кое в чем превосходил нашего. Прекрасная Сесиль, о чем вы, конечно, знать не можете, даже с учетом всех обстоятельств, не любит вспоминать о совпадении имен, зато Сент-Арно весьма им гордится. И с полным правом. Если настанут неспокойные времена, кто знает, он, может быть, еще себя покажет. У него талант. Вы обратили внимание, с каким плотоядным видом он заглядывается на маленькую пышнотелую барышню. Она художница, не так ли? Кстати, как ее имя?
– Мадемуазель Роза Хексель.
– Хексель?
– Да, господин генерал.
– Что ж, подходящая фамилия для такой особы
[147]
. Только бы она не испортила игру. А вот и новый поднос с шартрезом. Настоятельно вам рекомендую.
В девять часов гости начали расходиться. В коридоре стало тесно, и Сесиль спросила художницу, не послать ли слугу за извозчиком. Роза, однако же, отказалась. Господин фон Гордон проводит ее до площади, а там она сядет в конку.
У подъезда Гордон подал ей руку и сказал:
– В самом деле, только до площади? Только до конки?
– О нет, – рассмеялась Роза. – И не надейтесь. Так легко вы от меня не отделаетесь. Вы должны доставить меня домой, на Энгельуфер, и пройти весь путь пешком, до последнего шага. А вы видели, как на нас уставились, едва я назвала ваше имя? Тайный советник вскинулся, словно напал на след. Этим сплетникам потакать нельзя. А каждый из них и все они вместе – злопыхатели и сплетники.
– Боюсь, вы правы. Но вообще-то они не дураки. Все в целом было интересно.
– Да, довольно любопытно. И au fond все-таки банально. Вроде бы на что-то похоже и звучит приемлемо. Но что в итоге? Chronique scandaleuse
[148]
, злобные выпады и язвительные замечания. И у каждого свой жалкий конек. Самым умным все равно оказывается Сент-Арно, он остается на высоте и смеется над ними. Но этот старый генерал! Я ничего не смыслю в политике и еще меньше в армейских делах, но когда меня всерьез уверяют, что никогда нельзя называть какого-то умного генерала Мюллера бедствием для страны и сравнивать с каким-то олухом из Олухова, когда меня серьезно уверяют в этом, я теряю терпение. Ты находите его интересным? Что ж, я с вами соглашусь. Он любопытен, но в каком смысле?
– Ну-ну, мадемуазель Роза, вы искрите, как римская свеча.
– Да, я такая. Как подумаю об этом тайном советнике, то искрю. Да еще и начинаю шипеть, как змея. Точнее, как огненный дракон.
– И все же, в том, что он говорил, многое было верно.
– Может быть. А может быть, и нет. Я в этом не разбираюсь. Но он во всяком случае врал. Он противный тип, распущенный, циничный и такой пошляк, что через минуту начнет приставать к женщине, будь она хоть сама целомудренная Сусанна
[149]
. Под протестантскими свободами он понимает вольности, которые себе позволяет, а он позволяет себе многое, во всяком случае, достаточно много. Весь его либерализм – это разврат и больше ничего. Просто счастье, что его заткнули. Теперь он строчит очередную брошюру. Конечно же, под псевдонимом. Не спорю, он забавен, но напрасно Сент-Арно посадил его рядом с нашей прекрасной Сесиль, мог бы и не оказывать ему такой чести. Надеюсь, она его только терпит. Но и это слишком. Пусть бы этот тип принял ислам и отправился прямиком в Африку. Там ему место. Увидите, что-нибудь подобное с ним и произойдет.
– Браво, мадемуазель Роза, – рассмеялся Гордон. – А что вы скажете о мадам Снаттерлёв?
– Я остерегусь высказываться на ее счет. Ведь вы, дражайший господин фон Гордон, просидели с ней рядышком целых два часа, и я отлично видела, как она брала вас за руку и пожимала ее в знак согласия. Она вообще похожа на массажистку.
– А Сесиль?
– Ах, бедная женщина! Похоже, не все у нее идет как надо. Красота – вещь опасная, с самой юности. Не то чтобы я судила об этом по личному опыту, чего нет, того нет. Но она милая и добрая, жаль ее. Дай Бог, чтобы все это хорошо кончилось.
Глава двадцать первая
Уже стемнело, и на Леннештрассе уже дежурил полицейский, когда Гордон добрался, наконец, до своего дома. Роза говорила без передышки почти всю дорогу, в основном о Сент-Арно, снова и снова с видимым участием возвращаясь к этой теме.
– Он далек от идеала. Не хотела бы я иметь его своим врагом, да и другом тоже. Но несмотря ни на что, он лучше их всех, потому что самый честный. За исключением его жены, разумеется. Не далее как вчера о нем говорили у Грольманов. И если не с уважением, то, во всяком случае, с сожалением. К несчастью, ему пришлось оставить службу. Останься он в армии, все бы наладилось. Теперь он стал желчным, отвергает то, чему поклонялся, и оказался в компании злопыхателей. Он солдат до мозга костей, это его и губит. Ему нечем заняться, и он ошивается в манеже или торчит в клубе, просто днюет там и ночует. До обеда читает газеты, после обеда играет в вист или на бильярде. Звучит это безобидно, но как вам, вероятно, известно, речь идет о деньжищах, которые для нас означают целое состояние.
