Безнадежно махнув рукой, Уолдегрейв пьяной походкой заковылял по тротуару. Страйк догадывался, что перед их встречей он оприходовал как минимум одну бутылку. Идти за ним не имело смысла.
Глядя сквозь снежный вихрь вслед редактору, которого обтекала по слякоти толпа нагруженных рождественскими пакетами прохожих, Страйк вспомнил, как у него на глазах под гневные звуки мужского голоса над локтем требовательно сжались пальцы и молодой женский голос, еще более гневный, спросил: «Что же ты маму не хватал за руку, когда она к нему рванулась?»
Подняв воротник, Страйк сказал себе, что узнал главное: о чем свидетельствуют окровавленный мешок, и карлица, и рога под шапкой Резчика, и – самое жестокое – попытка утопления.
37
…Когда меня выводят из себя, я выхожу из-под юрисдикции терпимости и благоразумия.
Уильям Конгрив.
Двойная игра
[28]
Под грязно-серебристым небом Страйк возвращался в контору, с трудом ступая по свежему снегу, который валил все сильнее. Хотя пил он только воду, от вкусной и сытной еды на него снизошел легкий кайф, дававший ложное блаженство, какое, должно быть, испытал Уолдегрейв, выпив с утра на работе. Путь от «Симпсонса-на-Стрэнде» до продуваемого сквозняками тесного офиса на Денмарк-стрит занял бы у спортивного, непокалеченного человека примерно четверть часа. У Страйка ныла натруженная культя, но зато он только что от души поел, разом истратив больше, чем уходило у него на продукты за целую неделю. Закурив, он спрятал лицо от снега и похромал сквозь пронизывающую холодину, гадая, с чем вернулась Робин из книжного магазина «Бридлингтон».
Поравнявшись с рифлеными колоннами театра «Лайсеум», Страйк задумался о другом: если Дэниел Чард утверждает, что книга Оуэна написана при пособничестве Уолдегрейва, то сам Уолдегрейв считает, будто Оуэна подзуживала Элизабет Тассел, которая дождалась, чтобы его злость излилась на страницы книги. Что это, размышлял он: проявления неуместного гнева? Или же Уолдегрейв и Чард, в отсутствие истинного виновника – погибшего кошмарной смертью Куайна, просто ищут козла отпущения, чтобы дать выход накопившимся эмоциям? А может, оба уловили в «Бомбиксе Мори» стороннее влияние?
Алый фасад паба «Карета и лошади» на Веллингтон-стрит настойчиво манил Страйка зайти, тем более что трость еле выдерживала его вес, а колено ныло все сильней; уют, пиво, удобный стул… но третье за неделю дневное посещение паба грозило перерасти в дурную привычку… Джерри Уолдегрейв – наглядный пример того, к чему приводит потакание своим слабостям.
Однако Страйк все же не удержался и на ходу с вожделением заглянул в витрину, за которой мягко поблескивали медью пивные насосы, а счастливчики, не обремененные строгими принципами…
Он заметил ее случайно, краем глаза. Высокая, сутуловатая, в черном пальто, она семенила за ним по тротуару, засунув руки в карманы, – его преследовательница и несостоявшаяся убийца. Страйк не замедлил шага, не обернулся. В этот раз он не собирался играть по ее правилам, испытывать ее дилетантские приемы, показывать, что он ее засек. Не оглядываясь, он шел дальше, и только человек, знающий толк в контрслежении, мог бы заметить, что он всматривается в удобно расположенные витрины и начищенные до блеска латунные дверные таблички; только специалист мог бы заметить его повышенную бдительность, замаскированную небрежностью.
Убийцы в большинстве своем действуют непрофессионально, на чем и попадаются. Если незнакомка после субботней стычки придерживалась старой схемы, то тем самым выдавала грубую неосторожность, на которую и рассчитывал Страйк, держа путь по Веллингтон-стрит и ничем не выдавая, что заметил женщину с ножом в кармане. Когда он переходил Рассел-стрит, преследовательница скользнула в сторону, как будто собралась зайти в паб «Маркиз де Англси», но вскоре пошла дальше, то и дело прячась за квадратными колоннами офисного здания и медля у подъездов, чтобы отпустить Страйка подальше.
Он почти не чувствовал боли в колене, весь превратившись в напряженный сгусток энергии. На этот раз у незнакомки не было преимущества, которое дается внезапностью. Если она и продумала какой-нибудь план, то заключался он, по мнению Страйка, в том, чтобы воспользоваться любым удобным случаем. Теперь его задачей было дать ей удобный случай, которым нельзя пренебречь, но заранее просчитать все до мелочей, чтобы на этот раз она не ушла.
Мимо Королевского оперного театра с классическим портиком, колоннами и скульптурами; на Энделл-стрит, где она укрылась в допотопной красной телефонной будке, чтобы – вне всякого сомнения – собраться с духом и еще раз проверить, не заметил ли он слежку. Страйк по-прежнему шел вперед, не меняя ритма шагов и не оглядываясь. Она приободрилась и опять ступила на тротуар, запруженный людьми с рождественскими покупками; в толпе ей приходилось держаться немного ближе к нему, но улица начала сужаться, и незнакомка то и дело ныряла в подворотни.
Когда до конторы оставалось совсем немного, Страйк принял решение: он свернул с Денмарк-стрит на Флиткросс-стрит, ведущую к Денмарк-плейс, откуда по темному проходу, заклеенному флаерами каких-то рок-групп, можно было вернуться ко входу в офис.
Хватит ли у нее духу?
В узком проходе его шаги слабым эхом отдавались от сырых стен; Страйк чуть замедлил ход. И услышал, что она идет – бежит – за ним. Развернувшись на здоровой левой ноге, он выбросил вперед трость. Удар пришелся по руке; раздался пронзительный вопль боли. Из пальцев выскочил нож, который ударился о каменную стену и срикошетил, чудом не угодив Страйку в глаз. Но теперь нападавшая была стиснута в неумолимых тисках, отчего завопила еще громче.
Страйк опасался только одного – как бы какой-нибудь герой не ринулся на помощь бедной женщине, но в пределах видимости никого не было, и теперь все решала скорость: незнакомка оказалась сильнее, чем он предполагал, и яростно вырывалась, стараясь ударить его коленом в пах и впиться ногтями в лицо. Экономным поворотом корпуса Страйк зажал ей шею и голову, и женские ноги беспомощно заскользили по мокрому асфальту.
Она выворачивалась и пыталась кусаться. Страйк наклонился, чтобы подобрать нож, и пригнул ее вместе с собой; она едва не упала. Отбросив трость, которая сейчас только мешала, Страйк потащил незнакомку на Денмарк-стрит. Действовал он стремительно, и его противница так выдохлась от борьбы, что даже не могла кричать. Короткая, промерзшая боковая улочка оказалась пустой; с Черинг-Кросс прохожие не заметили ничего подозрительного, когда он волоком тащил незнакомку к подъезду.
– Робин, открывай! Живо! – прокричал он в домофон и под звук зуммера протиснулся в отворившуюся дверь.
Он поволок свою пленницу по железным ступеням; колено вспыхнуло нестерпимой болью, и тут женщина стала кричать; ее вопли эхом покатились по лестничным площадкам. За стеклянной дверью графического дизайнера – эксцентричного нелюдима, снимавшего офис этажом ниже Страйка, – возникло какое-то движение.
