Кис вышел из кабинета Громова, радуясь, что давно ушел со службы, ответственных решений не принимает и никто не может его шантажировать связями и знакомствами, и отправился в буфет, к Насте и Роману, пить с ними кофе. После практически бессонной ночи дело нелишнее.
…Ситуация разрешилась внезапно и весьма неожиданным образом.
Поскольку принятие окончательного решения затягивалось, Мысик нервничал все больше и больше, снова показательно приставлял пистолет к затылку Милы, давал полиции пять минут на решение, потом еще пять и еще пять… Но, как выяснилось, нервничал не только он. Неожиданно вертолет пошел на снижение. Казалось, он собрался сесть прямо на крышу «Вольво». Мысик высунулся в окно, с ужасом глядя на махину, опускавшуюся, покачиваясь, на него. Уже стало видно людей внутри вертолета: помимо пилота, Пилипкин и, как стало ясно позже, его личный телохранитель. Последний держал пистолет в боевой готовности.
Не выдержав этого устрашающего зрелища, Мысик газанул и направил «Вольво» прямо в поле – надеялся, видимо, добраться до видневшейся в отдалении деревни. Но тут у парней из ДПС сработал рефлекс, и они дали залп по его колесам…
Практически вся сцена была заснята на видео, и Кис с ребятами (Серега их позвал в свой кабинет) смотрели, затаив дыхание, на экран Громова.
Через пару минут Мысика вытащили из машины, надели на него наручники… А вот и Мила: ей помогает выбраться из «Вольво» один из полицейских… Пилипкин, тряся животом, бежит к ней по полю: «Доча! Доча!»
Камера приближается: это «оператор» вышел из машины ДПС и направился в их сторону… Мила одернула платье, поправила волосы – заметила, что ее снимают? Похоже, «оператор» разглядел, как хороша собой девушка (невзирая на несколько ссадин на щеке), и объектив его камеры завис на ее лице, любуясь. Позволив заодно разглядеть красавицу и зрителям.
Кис тихо вздохнул. Он бы предпочел увидеть что-то повульгарней. Сексапильную дешевку. Это бы отлично соответствовало тому, что Алексей о ней думал. Но Мила оказалась не просто красива, ее лицо было, увы, утонченным и изящным. А людям, взирающим на восхитительную гармонию черт, всегда верится, что и в душе такого человека царит высшая гармония…
– Ну ты даешь, папан, – произнесла Мила грубовато, когда отец до нее добежал. – А если б он меня застрелил?
– Кишка тонка у гада!
Пилипкин обнял дочь, но Мила равнодушно отстранилась.
– Я не знаю, где бабки. Но должны быть тут, в машине. Поищи.
– Доча, я же не из-за бабок! Я за тобой прилетел, спасать тебя!
У него было умоляющее, почти детское выражение лица, которое совершенно не вязалось ни с его внешностью, ни с его биографией. Но именно поэтому Кис поверил в его искренность. Он покосился на Романа: как воспринимает эту сцену сын? Чувствует ли, что никаких извращенных отношений между отцом и дочерью в помине нет? Лишь очередное измышление Милы…
Но Роман, вперившись в экран, ничем не выдавал своих эмоций.
– Ладно трындеть-то, – неприязненно бросила Мила. – Иди ищи свое бабло.
– Почему ты так со мной, доча?!
– Ха. Ты меня запер, арестовал, как в тюрьме! И теперь спрашиваешь?!
– Но ты же… Мила, я хотел тебя оградить от плохих привычек, доча!
– А у тебя что, хорошие имеются, папульчик? Можешь научить подрастающее поколение личным примером?! – гневно бросила девушка и отвернулась от родителя.
Пилипкин вдруг посмотрел прямо в камеру.
– А ты что тут делаешь? Вали отсюда, сгинь, ну, быстро!
Камера послушно отодвинулась. «Оператор» вернулся в машину, и дальнейшая запись, лишенная звука, уже не представляла интереса.
Громов распорядился доставить всех на Петровку, 38. Пилипкин, сказывали, сильно возражал, требовал уважения к своей персоне и к персоне его дочери, которые, персоны, крайне испереживались и нуждались в незамедлительном отдыхе. Однако полиция оказалась непреклонна, черствые души и полные отморозки, и к Громову повезли всех, включая пилота и телохранителя. (Вертолет остался на поле под охраной машины ДПС в ожидании, когда его заберет пилот из клуба, которого уже вызвали.)
Пока они добирались, Роман и Настя дали показания, Кис тоже не поленился повторить – наговорить на магнитофон Громова все то, что уже рассказал в ангаре следователю.
Закончив, они, в принципе, могли уехать, но остались. Алексей Кисанов был на особых правах в убойном отделе: сам работал там когда-то и нынче частенько сотрудничал, принося в клюве интересные (и, главное, уже неплохо разработанные!) дела, отрадно влиявшие на статистику раскрываемости преступлений. Посему не только давний дружбан Серега, он же начальник отдела полковник Громов, встречал его с радостью, но и все без исключения сотрудники. Уж прямо не знали, куда посадить дорогого гостя да чем потчевать. Кис, понятно, этим расположением пользовался по мере надобности – воспользовался и сейчас. Любых других свидетелей после дачи показаний сразу б отправили восвояси, но только не Алексея Андреевича Кисанова.
Короче, они остались, снова расположившись за свободным столом в комнате оперативников. Их троих, столь разных людей, объединяло сейчас общее желание: узнать наконец правду.
…Впрочем, насчет сына Алексей не был уверен: похоже, парень убедил себя, что правду знает. Что все так и было, как рассказала Мила.
Ну что ж, посмотрим. Чем черт не шутит. Один раз они с Серегой уже, похоже, ошиблись: Пилипкину дочь не менее дорога, чем деньги. Может, даже больше…
Через некоторое время Роман вышел в коридор. Хочет встретить Милу, понял Алексей. И тут же поймал взгляд, которым проводила Романа Настя. Опа, а этой девушке, похоже, Ромка небезразличен…
Впервые за то время, что они торчали на Петровке, Алексей заинтересовался Настей – раньше не до нее было. Девушка, надо заметить, очень милой внешности, причем интеллигентной, в отличие от ее кузины Милы. Утонченность черт – это, как ни восхитительно, но все равно физическое качество, а вот интеллигентность – это отражение состояния души. И как ни прекрасна Мила, а…
А Роману приглянулась именно она. «И нечего тут встревать со своими вкусами, – сам себе сказал Кис. – Остынь, папаша, и отстань. Чем-нибудь дельным надо заняться. К примеру, стоит послушать Настины показания», – решил Кис и отправился к одному из своих бывших коллег, Костику, выяснять, как это устроить.
О прибытии Милы возвестил громкий голос ее отца. Он сотрясал стены, требуя адвоката. Кто-то ему терпеливо пояснял, что это не допрос, что Милу ни в чем не обвиняют и не подозревают, а хотят взять у нее всего-навсего показания как у потерпевшей…
Алексей выглянул в коридор. Роман стоял у стены и безотрывно смотрел на Милу. А девушка, рассеянно улыбаясь, время от времени взглядывала на него и тут же отводила глаза, дергая при этом отца за рукав желтого летнего пиджака и твердя: «Ну хватит, папан, хватит, идем…»
