– Эрманы?
– Да. Надо встретиться с Альбиной Эрман, хозяйкой салонов «Камелия», и поговорить. Кстати, Ростовцев, то ли ее приятель, то ли любовник. Некоторые даже считают его женихом роскошной Альбины.
– Значит, он не случайно, а по-родственному взял на себя похороны Красновской?
– Видела бы ты, как он кружил над Ликой, – покачал головой Смирнов. – Будто ястреб над цыпленком.
ГЛАВА 12
* * *
Благовещенск
Сергей Иванович с трудом загнал Гришу и Петю в ванную, заставил их помыться и уложил спать.
– Деда, расскажи сказку! – ныли мальчишки. Но ему было не до того.
– Посмотрите, который час, – сердито погрозил он пальцем. – Ваша мама потом будет мне пенять, что разбаловал вас. Угомонитесь, наконец, сорванцы!
Дети притихли, и через несколько минут мирно засопели. Полдня они носились по квартире, как оглашенные, за котом Леопольдом, – огромным черным красавцем с желтыми глазами и пушистым хвостом. Коту, который любил поесть и отрастил себе приличный животик, было лень бегать, и он вспрыгивал то на сервант, то на шкаф, поглядывая оттуда на запыхавшихся преследователей. Близнецы хватали швабру и начинали доставать Леопольда, заставляя его искать новое безопасное место. На пол летели книги с навесных полок, горшки с цветами и бабушкины безделушки.
– Прекратите сейчас же! – беззлобно ругался Сергей Иванович. – Бабуля приедет, достанется на орехи и мне, и вам!
Супруга господина Кулика уехала на две недели в санаторий, отдохнуть и заодно подлечить больные суставы.
– Смотри, чтобы эти архаровцы всю квартиру не разгромили, – говорила она мужу перед посадкой в вагон. – Кота не забывайте кормить.
– Его, попробуй, не накорми! Начнет мяукать, хоть уши затыкай.
Дочь Кулика работала вместе с мужем в строительной фирме, и они оба мотались по командировкам. Гриша и Петя росли у дедушки с бабушкой, родителей видели только по выходным и праздникам, ничуть, впрочем, не огорчаясь по сему поводу.
Приоткрыв дверь в спальню и убедившись, что близнецы уснули, Сергей Иванович отправился в кухню. Дал коту рыбы, поставил чайник. За окном чернело небо, усеянное крупными звездами… такими же, как и тридцать, и сто лет назад…
Сергей Иванович, как обычно перед сном, сделал себе успокаивающий чай, но пить не хотелось. Он подошел к окну, – золотая тарелка луны живо напомнила ему молодость, прогулки с Катенькой, ее низкий голос, упрямый профиль, тщательно уложенные на затылке волосы и благородную линию шеи… то, как он украдкой поглядывал на ее обтянутую простым ситцем грудь и думал, как необыкновенно чувственно она приподнимается от легкого девичьего дыхания. Господи! Он так и не сумел забыть ее, вытравить из своего сердца. Незримая, она присутствовала во всем, что окружало его, – в горячих редакционных спорах, в поездках по Амуру, по таежным стройкам, по геологическим партиям и рыбацким поселкам. Она, Катенька, была и в цветущей красоте природы, и в поэзии, и в музыке и… во снах. В самые благословенные минуты жизни перед ним возникал ее образ: где она, как она, счастлива ли?
Через три года после разлуки с Катей Сергей Иванович женился. Его Зина оказалась доброй, хозяйственной женщиной, настоящим другом, единомышленницей, хорошей матерью, но никогда она не вызывала в его душе такого затаенного восторга, такого сладостного волнения, какое он испытывал от одного только взгляда на окна Катюши Ермолаевой, на мелькнувшую за занавеской ее быструю тень. Всякий раз, сидя за праздничным столом в очередную годовщину свадьбы, Сергей Иванович ловил себя на мысли, что невольно представляет рядом с собой вовсе не Зину, – ее, Катю. Какой бы она была сейчас? Поседевшая… с явными признаками увядания, но такая желанная, прекрасная, как бывает прекрасна тихая, изысканная, вся в золоте осень в пору бабьего лета…
Чем Катенька покорила его душу, положив на нее огненную печать, Сергей Иванович не знал. Так неожиданно становится мил редкий заморский цветок вопреки привязанности к привычным с детства луговым травам, и томит, сушит сердце, снится ночами, разливая по жилам смятение и страсть.
Все чаще задумываясь о смерти, о неизбежном уходе из земного бытия, Сергей Иванович ощущал в себе смутную тоску по Катеньке. Как бы он хотел перед концом… взять ее за руку, взглянуть в ее зеленовато-серые прозрачные глаза и забыть обо всем, бросить все и соединиться с ней в невесомом, светлом полете ввысь, в безграничную небесную синеву. А что, если смерть не только конец, но и начало?..
Сегодня вдруг позвонил Вася Дежкин, зачем-то расспрашивал о Ермолаевых: якобы, ими интересуются в Москве. Кому понадобилось копаться в старой темной истории?
Снова в памяти возник тот решительный и страшный разговор с Катенькой в беседке городского сквера.
– Я люблю другого, – просто и жестоко сказала она, лишая его последней надежды.
– Кого?
Катя назвала имя человека, от которого Кулика бросило в дрожь. Когда он обрел дар речи, спросил только:
– Как ты могла?
– Он не такой, как вы…
– Кто это – «вы»?
– Вы все… чужие. Вы пришли из другого мира и разрушили наш.
– Помилуй, Катя! Ваш мир, как ты его называешь, сам себя приговорил, история всего лишь привела приговор в исполнение. О чем ты толкуешь? Ты же родилась и выросла при советской власти, а того, вашего, мира, даже не видела! Он остался там… в том прошлом времени.
– Время не имеет значения.
В ее ушах раскачивались, сверкали длинные серьги с зелеными камнями.
– Это он тебе подарил? – охрипшим от волнения голосом спросил Сергей.
Ее щеки покрылись румянцем, глаза потемнели, загорелись вызывающе.
– Он! Что, не нравится?
– Честным трудом на такие побрякушки за всю жизнь не заработаешь. Краденые небось. А может, и кровь на них.
– Вы, что ли, мало крови пролили?! – со слезами выкрикнула она.
– Я никого не убивал, – горячо возразил Сергей. – Мой отец погиб на войне, а мама всю жизнь работала на заводе. В чем ты меня обвиняешь?
Много горьких и несправедливых слов сказали они друг другу в тот вечер, сидя в беседке, над которой висела большая желтая луна. По лицу Кати текли злые слезы, Сергей скрипел зубами и сжимал кулаки. Он ненавидел ее! И любил… Он был готов предать ради нее свои идеалы, но его жертва никому не требовалась. Он вышел из беседки опустошенный и зашагал по ярко освещенной аллее к танцплощадке. Там играла музыка, кружились пары – девушки в нарядных платьях, юноши в модных брюках. Сергей остро позавидовал им и ускорил шаг. Куда он бежал? От самого себя не убежишь.
С тех пор он больше не видел Катю – уплыл на рыболовецком судне по Амуру, фотографировал, встречался с передовиками производства, писал путевые заметки, издал в Хабаровске «Речную повесть», навеянную неразделенной любовью к Катеньке и полную партийного пафоса. Возомнил себя великим писателем! Но дальше нескольких рассказов и серии публицистических статей дело не пошло. За статьи о тружениках Амура Кулику присудили журналистскую премию, он вернулся в родной город, в редакцию газеты, женился, через два года родилась дочь, через три его назначили главным редактором. Какие насыщенные событиями и пустые по чувствам годы он прожил! Чего теперь стоят те почести и те награды?
