– Вы действительно узнали его в «Элегии»? – с сомнением спросила Ева.
– Нет, конечно. Вы же сами дали мне адрес и телефон!
Треусов угрюмо молчал. С каждым мгновением он сникал, съеживался, уменьшался в размерах… таял, будто сугроб от весеннего тепла. Его бравада, его злость улетучились. Его лицо приобрело землистый оттенок, чего, впрочем, в темноте не было заметно. До него медленно доходило, что он проиграл – теперь уже окончательно и бесповоротно. Эти люди – Смирнов, Ростовцев – не относились к разряду тех, кто побежит в милицию. Они будут вершить свой суд…
Как ни странно, не это пугало Павла Андреевича: его пугала перспектива полного банкротства – вереница картинок из тягостного будущего промелькнула в его сознании. Что будет окружать его? Никчемный сын, который его ненавидит; призрак Стеллы, которая мучила его при жизни, а теперь станет его ночным кошмаром; любовница, оказавшаяся лесбиянкой; обвал его бизнеса. Крушение всех его надежд. Какой смысл продолжать жить? Как? На какие средства? В какой роли? Под личиной чудовища прятался… шут, жалкий бездарный комедиант!
Смирнов воспользовался паузой, чтобы, в свою очередь, высказаться.
– Лика могла не опасаться господина Треусова до тех пор, пока она не имела понятия, кто он такой. Сначала он искал ее, а потом уже она – его. И вот они встретились!
– Не меня он искал, – возразила Лика.
– Не только вас, – согласился Всеслав. – В первую очередь Павла Андреевича интересовала жемчужина – символ могущества Черного Дракона. Кстати, где она?
Подчиняясь интуитивному импульсу, сыщик взглянул на сумку, в которой Лика несла разобранное ружье. Ростовцев понял его без слов, отпустил девушку, поднял раскрытую в спешке сумку и достал оттуда… китайскую куклу Чань.
– Подержите-ка этого негодяя! – велел Смирнов.
Но Треусов не смог бы не то что убежать – он не смог бы даже пошевелиться. Он застыл в оцепенении, не сводя глаз с куклы: происходящее заворожило его. Лика вскрикнула, когда армейский нож сыщика, мелькнув в темноте стальным лезвием, вспорол мягкий животик красавицы Чань, и оттуда показалась пожелтевшая вата… затем нечто по виду напоминающее грецкий орех: не простой, а золотой. Щелк! Створки «ореха» раскрылись, и перед восхищенными взорами присутствующих показалась отливающая черным перламутром жемчужина…
Люди застыли, очарованные ее мистическим блеском, а луна вышла из облаков, словно тоже захотела полюбоваться на этакую редкость. В лунном свете жемчужина вспыхнула, и, вобрав в себя колдовскую силу ночного светила, затаила ее в своей непостижимой глубине…
ГЛАВА 31
Лика зажгла в гостиной желтые лампы, и присутствующие заняли свои места за столом. Их было трое, не считая хозяйки. Ростовцев, Ева и сыщик. Лика скромно опустила глаза – ни дать ни взять гимназистка выпускного класса: темное платье с белым воротничком, строгая прическа на прямой пробор, никакой косметики, никаких украшений. Ни одного намека на стрелка, который из своего укрытия берет на прицел другого человека. Как обманчива порой бывает женская внешность! Как легко поддаться ее обольстительной лжи!
Ростовцев не сводил глаз с этой умопомрачительной «гимназистки», изредка бросая на сыщика нетерпеливые взоры. Ну, когда же тот объяснит всю подоплеку странных событий, в которые невольно оказался вовлечен Альберт Юрьевич? О чем он, кстати, ничуть не сожалел.
– Не томи, – взмолилась Ева. – Пауза становится неприличной.
– Да-да, – подхватил Ростовцев. – Будьте добры, введите нас в курс дела.
– Кое-кто прекрасно понимает, что я не смогу наполнить свой рассказ всеми подробностями, – заговорил Всеслав. – Я позволил воображению дорисовать недостающие детали, каковых было множество. Но финальная сцена подтвердила мои смутные догадки.
– Нельзя ли по порядку?
– Разумеется. С самого начала, как вы изволили обратиться ко мне за помощью, – сыщик повернулся в сторону Лики, – меня не покидало ощущение дежавю и пренеприятнейшее чувство, будто кто-то водит меня за нос. Этот «кто-то» – вы, мадемуазель! Вы попросили меня разобраться, что творится вокруг вас, тогда как отлично знали все сами. Вы приехали в Москву не прятаться, а искать. Да, вы были напуганы, вы были в растерянности… вы были подавлены одиночеством и постигшим вас горем. Но за ширмой добродетельной девицы, утонченной аристократки, провинциальной скромницы, несчастной сироты, таежной недотепы, молодой неопытной женщины, неискушенной в безжалостных современных играх… скрывалась твердая решимость. Вы казались легкой добычей! У вас было много лиц, как и положено… Дракону.
– Дракону? – вздрогнул Ростовцев. – Вы шутите!
– Отнюдь. Мифическое существо имеет свойство проявляться всевозможными способами, и в женской ипостаси инь — темной, мутной и завуалированной, – оно наиболее изощренно и коварно. Мадемуазель Лика – истинная дочь своего отца! Дракон всегда возвращается!
Лика хранила молчание сфинкса. Ева разволновалась, раскраснелась. Альберт Юрьевич опешил.
– Постойте… – вмешался он. – У меня голова идет кругом. Вы же говорили, что она поручила вам…
– Это я придумал себе легенду, – перебил сыщик. – Для объяснения своего чрезмерного любопытства. Мне ведь нужно было встречаться с людьми, задавать им неудобные вопросы. А Лика и без меня знала, кто ее родитель. Александр Шершин, последний король игорной «империи»! Звучит, не правда ли? После его смерти то, что еще держалось, окончательно развалилось, куски расхватали – кто что смог урвать, – растащили по углам, раздробили, рассеяли. В прежнем виде она уже не возродится.
Ростовцев не верил своим ушам, хотя после того, как выбил у Лики из рук охотничье ружье, которое едва не выстрелило, перестал обольщаться насчет своей проницательности. Так заблуждаться!
– Я буду излагать вашу историю, а вы меня поправите или дополните, – обратился Смирнов к своей клиентке. – Признаться, меня давно одолевали подозрения по поводу вас. Я принимал вас за скучающую барышню, желающую поразвлечься… и ошибался. Вы наняли меня с определенной целью: отыскать вашего брата по отцу, сына его первой жены… вернее, женщины, которую Шершин бросил ради Екатерины Ермолаевой. Я прав?
Лика кивнула.
– Мама, умирая, рассказала мне все, – призналась она. – И про отца, и про Селезнева… Она сама случайно узнала… уже там, в тайге, с кем связала свою жизнь. Это и свело ее в могилу. Мама никогда не любила Аркадия, но вынуждена была делить с ним жилье, кусок хлеба и постель, так уж получилось. Думаю, она пошла на это ради меня. Однажды… она случайно наткнулась на тайник, где он хранил жемчужину, и обо всем догадалась.
– А где Селезнев… то есть Клещ, устроил тайник? – спросила Ева.
Лика пожала плечами.
– Не знаю. Мама была уже очень плоха, когда решилась на этот разговор. Она поняла, что приближается конец… и сообщила мне только самое важное. Ей приходилось экономить силы, язык плохо ее слушался. В общем, она призналась, что забрала жемчужину из тайника и зашила ее внутри куклы Чань. Сказала: «Эту игрушку привез и подарил тебе Аркадий, ему не придет в голову, что жемчужина может быть там. И то, что ты никогда не расстаешься с куклой, повсюду берешь ее с собой, не вызовет у него подозрений – ведь он к этому привык и даже сам на этом настаивал. Жемчужина должна была принадлежать твоему отцу, и теперь она твоя по праву». Так я узнала, где жемчужина. Селезневу, видимо, было не до тайника, и он не заглядывал в него до самого переезда в Ушум. Наверное, нечистая совесть и постоянный страх подточили его душу… после похорон мамы он перестал спать по ночам, брал ружье и все бродил по дому и вокруг него… ему мерещились то странные звуки, то будто кто-то из лесу наблюдает за хутором. Когда Аркадию удавалось, напившись водки, уснуть… его одолевали кошмары. Скорее всего, в Ушуме он надеялся избавиться от своего психоза, – новое место, новые люди. Перед отъездом он, как я догадалась, кинулся к тайнику и обнаружил пропажу жемчужины. Что тут началось! Он метался по всему дому, переворачивал все вверх дном, изрыгая поток проклятий. Я притворилась, будто ничего не понимаю… даже всплакнула. Мне и вправду стало вдруг грустно оставлять хутор, где я выросла, мамину могилу…
