Крамли недовольно проворчал:
— Ты просишь меня не только вернуть Рою работу, но и помочь ему остаться в живых, верно?
— Не говори так!
— Отчего же? Ты ведь как питчер в бейсболе: все время на поле, бегаешь, ловишь удобные мячи, пропускаешь плохие. Как, черт возьми, я поймаю Роя? Буду слоняться по съемочным площадкам с сачком для бабочек и кошачьим кормом?! Твои друзья с киностудии знают Роя в лицо, я — нет. Эти быки могут затоптать его задолго до того, как я успею выйти из загона. Дай мне всего один факт, от которого можно было бы плясать!
— Человек-чудовище. Если мы узнаем, кто это, станет ясно, почему Роя выгнали из-за глиняного бюста.
— Ладно, ладно. Что еще? По поводу чудовища.
— Мы видели, как он пошел на кладбище. Рой побежал за ним, но так и не рассказал мне, что он там видел и что делал этот человек. Может… может, это он, Человек-чудовище, подвесил на кладбищенскую ограду кукольного двойника Арбутнота и разослал записки, чтобы шантажировать людей!
— Ну ты загнул! — Крамли энергично потер обеими руками свою лысую голову. — Узнать, кто такой этот Человек-чудовище, спросить, где он позаимствовал лестницу и как ему удалось состряпать чучело из папье-маше, неотличимое от Арбутнота! Неплохо, неплохо! — Крамли широко улыбнулся.
Он побежал на кухню за новым пивом.
Мы выпили, и Крамли устремил на меня по-отечески теплый взгляд:
— Я просто подумал… как здорово, что ты снова дома.
— Черт, — сказал я, — я даже не спросил про твой роман…
— «С наветренной стороны от смерти»?
— Но это не то название, которое я тебе подарил!
— Твое название было слишком хорошим. Я возвращаю его тебе обратно. «С наветренной стороны от смерти» выйдет на следующей неделе.
Я вскочил и схватил Крамли за руки.
— Крам! Господи! Ты сделал это! У тебя есть шампанское?!
Мы оба заглянули в его холодильник.
— Может, если смешать пиво с джином в блендере, получится шампанское?
— Почему бы не попробовать?
И мы попробовали.
23
Прозвенел телефон.
— Это тебя, — сказал Крамли.
— Слава богу! — Я схватил трубку. — Рой!
— Я больше не хочу жить, — сказал Рой. — О боже, это ужасно. Приезжай поскорей, пока я не сошел с ума. Павильон тринадцать!
Связь оборвалась.
— Крамли! — крикнул я.
Крамли повел меня к своей машине.
Мы ехали по городу. Я не мог разжать губы, чтобы заговорить. Мои пальцы так крепко вцепились в колени, что прекратилось всякое кровообращение.
У ворот киностудии я сказал Крамли:
— Не жди. Я позвоню через час и все расскажу…
Я зашагал к воротам, вошел. Нашел телефонную будку неподалеку от павильона 13 и вызвал такси, чтобы оно ждало у девятого павильона, ярдах в ста от меня. Затем я вошел в двери павильона 13. И шагнул в темноту и хаос.
24
Я увидел тысячу вещей, разом опустошивших мою душу.
Вокруг, вырванные с мясом и разбросанные по всей площадке, валялись вперемешку маски, черепа, деревянные ноги, грудные ребра и лица Призрака, содранные с костей.
Чуть поодаль еще дымились руины, оставшиеся после войны, тотального истребления.
Крохотные деревушки и миниатюрные города, построенные Роем, обратились в прах. Его чудовища были выпотрошены, обезглавлены, растерзаны и погребены под грудами собственной пластиковой плоти.
Я шагал через обломки, раскиданные по полу так, словно на миниатюрные крыши, башенки и карликовых человечков обрушился град ночной бомбежки, уничтожившей все до основания. Рим рухнул под пятой гигантского Аттилы. Великая библиотека не сгорела в Александрии; крохотные листочки ее книг, будто крылышки колибри, ворохом лежали на дюнах. Париж еще тлел. Лондон лежал кишками наружу. Москва была навеки стерта с лица земли ногой исполинского Наполеона. В общем, то, что создавалось в течение пяти лет, по четырнадцать часов в день, семь дней в неделю, было уничтожено за каких-то… пять минут!
«Рой, — подумал я, — ты не должен это видеть!»
Но он это видел.
Шагая через поля проигранных сражений и разоренные деревни, я заметил у дальней стены чью-то тень.
Это была тень из кинофильма «Призрак оперы», виденного мной в пятилетнем возрасте. Там за кулисами вертятся какие-то балерины — и вдруг застывают на месте, глядя в одну точку, и с визгом бросаются бежать. Ибо там, вверху, на колосниках, они увидели подвешенное, как мешок с песком, тело ночного сторожа, которое тихо покачивалось. Этот фильм, эта сцена, эти балерины и мертвец, висящий высоко во тьме, навсегда врезались в мою память. И вот теперь, в дальнем конце съемочного павильона, в его северной части, что-то покачивалось на длинной и тонкой, как паутина, нити. Оно отбрасывало гигантскую двадцатифутовую тень на голую стену, точь-в-точь как в том старом и страшном фильме.
— О нет! — прошептал я. — Этого не может быть!
Но это было.
Я представил себе приход Роя, его шок, его крик, удушающий приступ отчаяния, затем ярость и новый приступ отчаяния, захлестнувший и одолевший его уже после того, как он позвонил мне. Я представил, как он в бреду ищет веревку, шнур или провод и наконец — повисает и тихо покачивается. Он не мог жить без своих удивительных крохотных человечков и домиков, без своих игрушек, своих сокровищ. И он был слишком стар, чтобы воссоздать все это снова.
— Рой, — прошептал я, — не может быть, это не ты! Ты всегда так хотел жить.
Но тело Роя медленно поворачивалось высоко во тьме. Мои чудовища мертвы, говорило оно.
— Но они ведь никогда и не жили!
— Значит, — вздохнул Рой, — и я никогда не жил.
— Рой, — сказал я, — неужели ты оставишь меня одногона этом свете?!
— Может быть.
— Но надеюсь, ты не позволил себя повесить?!
— Все может быть.
— А если так, почему ты все еще здесь? Почему они не срезали тебя с веревки?
— А это значит, что…
— Тебя только что убили! Тебя еще не нашли. Я первый, кто тебя увидел!
Мне ужасно захотелось потрогать его ступни, его ноги, чтобы убедиться, что это действительно Рой! Мысли о человеке из папье-маше в гробу мелькали у меня в голове.
Я осторожно протянул руку, чтобы дотронуться… но вдруг…
Возле рабочего стола Роя стоял станок, где под покровами скрывалась его последняя и самая лучшая работа — Человек-чудовище, монстр из ночного ресторана, Существо, ходившее в церковь за оградой через улицу.
