— На кой они кому-то сдались? — пожал плечами Раслер. — Не стоят ни гроша. Даже я сам не знаю, какого черта я их здесь развесил. Чьи-то жены или прежние подружки?
— Сколько у вас экземпляров каждой?
— Не хватит пальцев, чтобы сосчитать.
— Ясно одно, Констанция хотела, чтобы вы их отдали. Она ревновала?
— Констанция? Бывают хулиганы на дорогах, она была постельной хулиганкой. Желала сгрести всех моих красоток и растоптать их, порвать, сжечь. Давайте. Приканчивайте вино. У меня дела.
— Какие, например?
Но он снова заправлял пленки в проектор, зачарованный тысячью и одной ночью из прошлого.
Я прошел вдоль стены, поспешно списывая в блокнот все имена, потом попросил:
— Если Констанция вновь придет, дадите мне знать?
— За снимками? Я ее сброшу с лестницы.
— Так же выразился еще один человек. Только скинуть хотел в преисподнюю, а не на второй ярус балкона. Почему вы хотите ее сбросить?
— Должна быть причина, так? Не помню! Как вы сказали, зачем вас сюда принесло? И как вы меня назвали?
— Клайд Раслер.
— Ах, да. Он. Мне как раз пришло в голову. Известно ли вам, что я отец Констанции?
— Что?!
— Отец Констанции. Думал, я вам уже говорил. Теперь можете идти. Спокойной ночи.
Я вышел, оставив за закрытой дверью неизвестно кого и фотографии на стенах — неизвестно чьи.
ГЛАВА 24
Спустившись, я прошел в начало зала и посмотрел вниз. Потом шагнул в оркестровую яму, достиг задней стены и заглянул за дверь, в длинный вестибюль, с ночной тьмой в конце перспективы и еще более глухой тьмой там, где были заброшенные гардеробные.
Мне захотелось выкликнуть имя.
Но что, если она откликнется?
Далеко, в конце черного коридора, мне почудилось гудение невидимого моря или реки, притекавшей где-то в темноте.
Я выставил вперед ногу, но тут же ее убрал.
Снова услышал, как темный океан бьется в бесконечный берег.
Потом повернулся и двинулся назад сквозь великую тьму, из оркестровой ямы в проход между рядами без единого зрителя, торопясь к желанному выходу, за которым ждало манящее вечернее небо.
Я поднес невероятно крохотные туфельки Раттиган к ее отпечаткам и опустил их строго в след.
И тут я почувствовал на плече руку моего ангела-хранителя.
— Вернулся из царства мертвых, — проговорил Крамли.
— Можешь это повторить, — сказал я, уперев взгляд в широкую красную дверь Китайского театра Граумана, где плавали в темноте все эти киношные создания. — Она там, — пробормотал я. — Хотел бы я знать, как ее оттуда извлечь.
— Динамит, привязанный к пачке купюр, сгодился бы.
— Крамли!
— Прости. Я забыл, что мы говорим о Флоренс Найтингейл.
[436]
Я отступил. Крамли стал разглядывать крохотные туфельки Раттиган в следах, оставленных давным-давно.
— Не совсем похоже на рубиновые туфельки,
[437]
— заметил он.
ГЛАВА 25
Мы ехали по городу, было тепло и тихо. Я попытался описать огромное черное море у Граумана.
— В кинотеатре есть большой подвал с гардеробными, может, там хранятся какие-то вещи с двадцать пятого, тридцатого года. Я чувствую, она, вероятно, там.
— Побереги слова, — отозвался Крамли.
— Кому-нибудь нужно спуститься и проверить.
— Боишься пойти один?
— Не то чтобы.
— Это значит, боишься будь здоров! Заткнись и не мешай вести машину.
Скоро мы добрались до жилища Крамли. Он приложил мне ко лбу холодное пиво.
— Держи, пока не почувствуешь, что мозги прояснились.
Я послушался. Крамли включил телевизор, стал перебирать каналы.
— Не знаю, что хуже, — сказал он, — твоя болтовня или местные телевизионные новости.
«Отец Шеймас Раттиган», — сказал телевизор.
— Слушай! — крикнул я.
Крамли переключил канал обратно.
«…Собор Святой Вибианы».
Статический разряд, «снег».
Крамли стукнул проклятый ящик кулаком.
«…Естественным причинам. Ему сулили должность кардинала…»
Снова пурга. И телевизор дал дуба.
— Я собирался вызвать мастера, — сказал Крамли.
Мы оба уставились на телефон, призывая его зазвонить.
Оба мы подпрыгнули.
Потому что он зазвонил!
ГЛАВА 26
Звонила женщина, ассистентка отца Раттигана, в третий уже раз, говорила невнятно, отчаянно просила помочь.
Я предложил малость, которая была в моих силах: приехать.
— Только быстрее, а то я тоже умру, — плакала она.
Когда мы с Крамли приехали, Бетти Келли ждала нас у фасада Святой Вибианы. Она не сразу нас заметила, машинально махнула рукой и опустила взгляд. Мы подошли. Я представил Крамли.
— Мне жаль, — сказал я.
Она подняла голову.
— Так значит, вы тот самый человек, который говорил с отцом Раттиганом! О господи, пойдемте внутрь.
Большие двери были закрыты на ночь. Мы вошли через боковую. Внутри Бетти Келли пошатнулась и чуть не упала. Я подхватил ее и отвел к скамье; она села, переводя дыхание.
— Мы спешили изо всех сил, — проговорил я.
— Вы были с ним знакомы? — Она тяжело дышала. — Все так запутано. У вас были общие знакомые, друзья?
— Родственница, — пояснил Крамли. — Под той же фамилией.
— Раттиган! Она его убила. Погодите! — Она схватила меня за рукав.
Потому что я поднялся на ноги.
— Сядьте, — выдавила она из себя. — Я не убийство имела в виду. Но она его убила.
Похолодев, я снова опустился на скамью. Крамли отступил. Она сжала мой локоть и понизила голос.
— Она бывала здесь, иногда по три раза на дню, в исповедальне, шептала, потом бесновалась. Когда она уходила, бедный отец Раттиган выглядел совсем измотанным (но она норовила не уйти первой, а остаться, пока он не вывалится, чуть живой), есть не мог, хватался за спиртное. Она бушевала в одиночестве. Позднее я заходила проверить: в исповедальне бывало пусто. Но в воздухе стоял запах, как после удара молнии. Она все кричала одно и то же.
