— Извини? — пролепетал я.
— Извини!
Она замахнулась и изо всех сил врезала мне в нос.
— Вдарь еще раз, — предложил Крамли.
— Еще разочек на счастье, — подхватил Фриц.
— Что происходит? — спросил Генри.
— Ублюдок!
— Знаю.
— Сукин сын!
— Да, — кивнул я.
Она ударила меня снова.
У меня хлынула кровь. Залила подбородок и поднятые руки. Мэгги отступила.
— О господи, — вскрикнула она, — что я сделала!
— Врезала сукину сыну и ублюдку, — отозвался Фриц.
— Точно, — подтвердил Крамли.
— А ты помолчи! — рявкнула Мэгги. — Принесите кто-нибудь пластырь.
Я посмотрел на алые струи у себя на руках.
— Пластырь не поможет.
— Заткнись, бабник паршивый!
— Это уж перебор, — проблеял я.
— Ни с места! — крикнула она и вновь занесла кулак.
Я остался на месте, и Мэгги сникла.
— Нет, нет, хватит, хватит, — заплакала она. — Господи, это просто ужас.
— Давай, я заслужил.
— Заслужил, правда?
— Да.
Мэгги перевела взгляд на далекий прибой.
— Где она? В море?
— Где-то там.
— Надеюсь, никогда не выплывет!
— Я тоже.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
— Не знаю. — Я старался говорить спокойно. — Может, ей там место. Может, у нее там друзья, немые друзья, может, ей не надо возвращаться, пусть остается с ними.
— Вздумает вернуться, я ее убью.
— Тогда ей лучше держаться подальше.
— Защищаешь ее, подонок?
— Нет, просто говорю, что ей лучше не возвращаться. В такие дни, после грозы, когда волны улеглись и небо очистилось, она всегда чувствовала себя счастливой. Я наблюдал это несколько раз. Она весь день не прикасалась к спиртному, проводила время в море, и можно было надеяться, что однажды она не вернется.
— Что за мысли у тебя в голове? А у нее?
— Никто не знает. Это происходит все время. Оправдания нет. Просто что-то случается, а дальше ты понимаешь, что все пошло к черту.
— Говори дальше, может, скажешь что-нибудь осмысленное.
— Нет, чем больше говоришь, тем меньше смысла. Она долго пропадала. Теперь, наверное, нашлась. Ерунда, брехня, не знаю. Я пообещал ей, если она заплывет в море со всеми этими именами, то выплывет, наверное, только с одним. Посулы, посулы. Когда она выйдет на берег, узнаем.
— Заткнись. Известно тебе, тупой ублюдок, что я тебя люблю?
— Известно.
— Я все еще люблю тебя, господи помилуй, несмотря ни на что, гад ты эдакий. Неужели такова женская доля?
— Большинства, — отозвался я. — Большинства. Объяснения нет. Причин тоже. Ужасная правда. Пес гуляет. Пес возвращается домой. Пес улыбается. Его бьют. Он прощает, за то, что его простили. И отправляется к себе в конуру или живет один. Я не хочу жить один. А ты?
— Не хочу, помоги мне, Иисусе. Вытри нос.
Я вытер. Кровь все еще шла.
— Прости, — вскричала Мэгги.
— Не извиняйся. Ты ни в чем не виновата. Не извиняйся.
— Стойте! — сказал Генри. — Слушайте.
— Что? — спросили все в один голос.
— Чувствуете?
— Что, черт возьми, что?
— Идет большой прибой, самая большая волна, — пробормотал Генри. — И что-то с собой несет.
Вдалеке затявкали тюлени.
Вдалеке вздыбилась гигантская волна.
Крамли, Фриц, Генри, Мэгги и я затаили дыхание.
И волна пришла.
