— Или венерины мухоловки.
Крамли подумал и кивнул:
— Заслужили пиво.
Он двинулся в кухню, а я стоял, любовался джунглями, впитывающими дождик, и глубоко вдыхал прохладный воздух, но из-за насморка запахов не чувствовал.
— Надо же, сколько лет проходил мимо, — сказал я, — и все гадал, кто же это живет в таком огромном рукотворном лесу. А теперь, когда встретился с вами, понял, что жить здесь должны именно вы.
Крамли пришлось сдержать себя, он не упал на пол от такого комплимента и не стал корчиться от радости. Взяв себя в руки, он открыл две банки и впрямь ужасного пива, и одну из них я заставил себя пригубить.
— Ну не делайте такую физиономию, — взмолился Крамли. — Вы что, на самом деле предпочитаете шоколадный напиток?
— Ну да. — Я отхлебнул большой глоток пива и, набравшись храбрости, задал вопрос:
— Хочу узнать, зачем я тут? Вы пригласили меня зайти из-за этих водорослей, которые нашли перед домом? Ну я зашел, осматриваю ваши джунгли, пью ваше плохое пиво. Так что, подозрения с меня сняты?
— Да бросьте вы, ради Бога. — Крамли потягивал свое пиво и щурился на меня. — Если бы я считал, что вы этакий спятивший укротитель львов, маньяк, доверху набивающий клетки трупами, вы бы уже два дня сидели у меня на параше. Неужели вы не понимаете, что я знаю вас как облупленного?
— Да что уж такого можно про меня узнать? — заметил я сконфуженно.
— Предостаточно, черт побери! Вот слушайте. — Крамли сделал еще глоток, закрыл глаза, прочел что-то на внутренней стороне век. — В квартале от вашей квартиры есть винная лавка, там же кафе-мороженое, а рядом китайская бакалея. И все в них считают, что вы не в себе. Они так вас и зовут — Псих. А иногда просто Дурак. Вы слишком много и громко болтаете. Они это слышат. Стоит вам продать рассказец в «Потусторонние истории», и вы распахиваете окно и орете на весь пирс. На черта это вам? Но главное, малыш, в итоге все они вас любят. Будущего у вас, ясное дело, нет, с этим они все согласны, ведь какому идиоту взбредет в голову отправиться на Луну и осесть там? Да и когда? В наше время на Марс всем плевать! До двухтысячного года никто и думать не будет, что там и как. Кого это интересует? Только героев комиксов да вас, межпланетный вы наш скиталец Флэш Гордон! Только чокнутых, дорогой мой Бак Роджерс
[68]
!
Я залился краской, вспыхнул до корней волос и опустил голову, меня и рассердили, и смутили слова Крамли, но при этом подобное внимание мне льстило. Меня часто называли именами героев межпланетных комиксов, но почему-то в устах Крамли это прозвучало нисколько не обидно.
Крамли открыл глаза, увидел, как я покраснел, и сказал:
— Ну хватит пылать!
— Почему вы все это разузнавали обо мне еще до того, как старика… — Я осекся и договорил:
— До того, как он умер?
— Я человек любознательный.
— А про большинство людей такого не скажешь. Я с этим в первый раз столкнулся, когда мне было четырнадцать. В этом возрасте все отказываются от игрушек. Я заявил своим: никакого Рождества, никаких больше игрушек. Но мне все равно дарили игрушки каждый год. Другие мальчишки получали рубашки и галстуки. А я пристрастился к астрономии. В колледже нас было четыре тысячи студентов. Так из них только пятнадцать мальчишек и четырнадцать девчонок вместе со мной наблюдали звезды. Остальные бегали по дорожкам и наблюдали за собственными ногами. Из чего следует…
Я инстинктивно обернулся, так как что-то меня словно толкнуло, и поймал себя на том, что уже иду по кухне.
— Меня вдруг осенило, — объяснил я. — Можно мне…
— Что? — спросил Крамли.
— У вас есть кабинет?
— Разумеется. А что? — Крамли сдвинул брови и слегка встревожился.
Это еще больше заинтриговало меня и заставило проявить настойчивость.
— Не возражаете, если я в него загляну?
— Ну…
Я пошел туда, куда Крамли бросил взгляд. Кабинет находился сразу за кухней. Когда-то эта комната служила спальней, а теперь в ней не было ничего, кроме письменного стола, стула и пишущей машинки.
— Так я и знал! — воскликнул я.
Я остановился за стулом и посмотрел на машинку. Мой старый, видавший виды «Ундервуд» ей и в подметки не годился. Это была почти новенькая «Корона» со свежей лентой, а рядом дожидалась своей очереди стопка желтой бумаги.
— Господи! Так вот почему вы так испытующе на меня смотрите, — сказал я. — Все склоняете голову то в одну сторону, то в другую, хмуритесь, прищуриваетесь.
— Стараюсь просветить вашу башку рентгеном, узнать, есть ли в ней мозги, как они работают и что получается. — Крамли склонял голову то направо, то налево.
— Никому не известно, как работают мозги, писатели этого тоже не знают, никто не знает. Я делаю только одно: утром набрасываю, днем вычищаю.
— Враки! — мягко сказал Крамли.
— Истинная правда.
Я оглядел стол, с каждой стороны было по три ящика, под столом стояла плетеная корзина.
Я протянул руку к нижнему ящику слева.
Крамли покачал головой.
Я потянулся к нижнему ящику справа.
Крамли кивнул.
Я медленно выдвинул ящик.
Крамли вздохнул.
В ящике, в открытой коробке, лежала рукопись. На глаз в ней было страниц сто пятьдесят — двести. Начиналась она с первой страницы, титульного листа не было.
— И сколько же она лежит в ящике? — спросил я. — Простите меня, конечно.
— Да ладно, — ответил Крамли. — Пять лет.
— А теперь вы ее закончите, — сказал я.
— Черта с два! С чего вдруг?
— Потому что я так сказал. Я знаю.
— Закройте ящик, — сказал Крамли.
— Не сейчас. — Я выдвинул стул, сел, вставил в машинку лист желтой бумаги.
Напечатал три слова в одну строчку, сделал интервал и напечатал еще три.
Крамли, косясь из-за моего плеча, тихо прочитал:
— «Смерть — дело одинокое». — Он перевел дыхание и дочитал: — «Автор — Элмо Крамли». — Ему пришлось прочитать еще раз: — «Автор Элмо Крамли». Господи помилуй!
— Ну вот. — Я положил свой титульный лист на его ждущую, когда о ней вспомнят, рукопись и задвинул ящик. — Это вам подарок. Для своей книги я найду другое название. Теперь уж вам придется завершить роман.
Я вставил в машинку еще один лист и спросил:
— На какой странице закончилась ваша рукопись?
— На сто шестьдесят второй, — ответил Крамли. Напечатав цифру 163, я оставил лист в машинке.
— Вот и все, — проговорил я. — Страница ждет, завтра утром встанете, подойдете к машинке, никаких звонков по телефону, никаких газет, не пойдете даже в ванную, а сядете и начнете печатать. И Элмо Крамли обеспечит себе бессмертие.
