Гульшат даже решила оценить те коленки. Вдруг они правда недосягаемы в конкурентном плане. Да нет, корявенькие. Выше еще хуже: пузико с бюст размером, бюст, правда, немаленький, поверху пергидрольный начес времен айгулькиного детства. И два жлоба по краям начеса. В трениках, натурально. Понять бы еще, почему здесь, а не в «Макдоналдсе» – видимо, за время затворничества Гульшат город изменился радикально.
Впрочем, это уже не ее забота. А, допустим, Костика. Нужна ли она ему?
Кажется, она ему была нужна. В смысле, забота, а не Гульшат.
Потому что когда она – на сей раз Гульшат, а не забота – сняла с крючка пуховик и направилась к выходу из ресторанного зала, Костик слился. Сперва-то он устремился за Гульшат и даже заметался, соображая, что изысканней: одеться самому, а потом одеть даму, или наоборот. Гульшат, гордо усмехнувшись, пуховик не отдала, и не прогадала. К двери она вышла одна. Оделась, не оглядываясь, чуть помедлила и все-таки воровато оглянулась – чтобы увидеть, как серая спина Костика скрывается за багровой гардиной, отделяющей туалет и какие-то служебные помещения. И не одна спина-то исчезает, а в компании драной шубки якобы из песца, при жизни отличавшегося блохастостью и привязанностью к теплотрассам. Ну, рыбак рыбака.
А оба жлоба, отходившие к барной стойке за сигаретами, теперь, скрашивая дорогу обычной для такого контингента перекошенной беседой, возвращаются к своему столику, чтобы обнаружить исчезновение шубки вместе с начесом и всем содержимым.
Ох орел, с невольным восхищением подумала Гульшат и даже хихикнула вопреки обстоятельствам.
Зря.
Жлобы переглянулись и неторопливо пошли через зал к Гульшат.
Можно было бы их и дождаться – все-таки место людное и почти свое. Но общаться с ушлепками, не выросшими из треников, совершенно не хотелось. К тому же не было видно ни Паши с Резедой, ни дееспособных мужчин. Зато до дому было полтора квартала и одна хитрая арка. Можно красиво уйти.
Красиво не получилось. Некрасиво, впрочем, тоже.
Жлобы настигли в той самой хитрой арке, за каким-то лешим старательно освещенной с обеих сторон. Вернее, не настигли, а ждали там, в прямоугольном проеме, нелогично протыкающем один из изгибов длиннющей девятиэтажки, известной в городе как «гусеница». Гульшат, еще не свернув, услышала гулкое «Ну где эта овца» и остановилась, да поздно. Уже вылетела на жлобов. Гульшат спросила себя сквозь громкие толчки в голове, а чего она боится-то – ну жлобы, но не людоеды же. Одеты как кретины, так Гульшат их не встречать. И «овца» вполне могло к блондиночке относиться.
Гульшат-то овцой точно не была. Потому пошла дальше – обычным шагом. Бегать от всяких и за всякими она не привыкла. Все-таки папа был хозяином города. И это знали все.
Вот только эти двое не знали. Вот только папа перестал быть хозяином чего бы то ни было. И вот только город сильно изменился.
Парни и впрямь дали Гульшат пройти мимо, бегло вскинув на нее глаза и снова уставившись в телефоны. Гульшат на ходу услышала сквозь собственное поскрипывание: «Слышь, она трубку не берет. А по ходу это ее номер вообще? А я хэзэ. Вот овца, а? Сожрала, главное, на штуку почти…»
Бедолаги, снисходительно подумала Гульшат, подходя уже к финишной прямой, и тут сзади заскрипели по снегу, который причудливый ветер натаскал и побросал под аркой. Гульшат напряглась и все-таки ускорила шаг.
Сзади сказали:
– Девушка, слышь, ты это, вы не бойтесь, мы чисто спросить. Постой секунду, по-братски прошу, слышь, да?
Бегала Гульшат неплохо, и сапоги у нее были почти без каблуков. Но мериться скоростью или там силой с двумя парнями, да еще в трениках, было бы затеей экстремальной и даже, по выражению психологических книжек, виктимной. Она остановилась под лампой и молча повернулась лицом к парням, которые, оказывается, были уже в метре. Сердце перешло на гулкий бой.
Тот, что пониже и щекастей, сделал несколько жестов и спросил:
– Короче, это. Где твой?
Гульшат высокомерно подняла бровь, изо всех сил удерживая в себе иронические, ехидные или возмущенные вопросы, которые покажут, как ей страшно. Сработало, даже с перебором. Щекастый сказал:
– Слышь, подруга. Мы пока по-нормальному с тобой, давай тут лицо не делай.
Второй, повыше, поуже и в фиолетовую крапинку от угрей, стоявший у приятеля за правым плечом, покивал, недобро рассматривая Гульшат.
Гульшат вздохнула, надеясь подавить дрожь в голосе, и выговорила без дрожи:
– Какой там мой. Подсел, потом делся. Куда – не знаю.
– Во ты гонишь, – обрадовался щекастый и снова затеял долгий неприятный жест. Но длинный, тронув его за локоть, объяснил неожиданно оперным голосом:
– Он, ты поняла, у нас, по ходу, даму увел.
Гульшат поняла, что сейчас захихикает от этой «дамы» и общего кретинизма предъявы, и поспешно сказала:
– Вот именно.
– Что вот именно?
Щекастый, кажется, искренне не понимал и всё пытался шевелить руками. Длинный опять тронул его и уточнил:
– То есть он типа тебя ради нашей красотки прокинул?
Гульшат покачала головой отворачиваясь. Ведь так и получалось, по сути. И было даже не обидно – просто непонятно, досадно и немножко смешно.
– Во баран, – сказал длинный, кажется, искренне. Поколебался и добавил: – А хотите, вместе их поищем? Ну, с целью нос там поправить, прическу, обоим. Или не будем искать, а давайте сходим куда, вы подругу возьмете, а? У нас тут вечерняя программа интересная намечалась, с кино и танцами, девушка подписалась, подружку пообещала, а теперь вот такое. Ну обидно реально – да и у вас, может…
– О, точно! – обрадовался щекастый, решив, что Гульшат заколебалась.
Она не то чтобы заколебалась – но подумала, а какого, собственно, черта. В «Солнышке» Гульшат не исключала никакого завершения вечерней программы. Претендент на главную роль выбыл – ну и шут бы с ним, можно рассмотреть вариант замены. Ребята казались неплохими – не красавцы и не гусары, но не под венец же с ними, а так, время суток скоротать. И подругу организовать можно – это ж не горевание, под веселуху компания в полтора звонка отыщется.
Правда, ребята были все-таки безусловные гопы в трениках, а Айгуль именно от таких вариантов категорически предостерегала. На основании собственного несладкого опыта. Подумаешь. Каждый человек достоин собственного опыта. Иначе это не жизнь, а средняя школа для умственно отсталых.
– Нет, ребят, спасибо, – сказала Гульшат твердо. – Совсем никак.
– А чего это совсем? – завелся щекастый. Длинный хлопнул его по локтю – кисть была голой и с лиловыми шишаками на костяшках, – и сказал:
– Ладно, хорош.
А с другой стороны спросили:
– Ребят, а как тут до трамвайной остановки лучше дойти?
