— Конечно, — сказал я. — Конечно, оставляйте. Вот тут у нас свободный кабинет.
— Огромное спасибо, — пропыхтел мистер Джилберт и бросил взгляд на запястье, где должны были находиться часы. Но там их не было, я обратил внимание. — Я скоро вернусь, поверьте. Оставляю собаку всего на час.
После чего, выпустив на прощание облако дыма, наш случайный гость удалился со скоростью, какой трудно было ожидать от столь тучного создания.
Я посмотрел на Люси, она на меня. Мы оба пожали плечами и затем уставились на пса, нижняя губа у него слегка отвисла, и на морде будто было написано: «Ой, только не надо лишних вопросов».
— Хочешь печенюшку? — Люси присела на корточки и заговорила с собакой, напоминая пенсионерку, объясняющую иностранцу, как пройти на нужную тому улицу. Вообще, Люси одевается довольно неформально. Она носит модные блузки и юбки длиной в три четверти. Когда она наклоняется, ее ноги и спина принимают такие очертания, что мне приходится напоминать себе: «Я шеф, я шеф».
— Печенье? — повторила вопрос Люси. Пес отрывисто гавкнул. Это напоминало звук, вырывающийся в конце концов из груди человека, который участвует в соревнованиях по задержке дыхания. После этого «словесного» выражения чувств наш четвероногий гость призывно завилял хвостом.
— Полагаю, это означает «да», — заметил я. Люси встала и одернула юбку. Латинское «s» сидящей на корточках Люси превратилось в перевернутое «s» Люси стоящей, и появились песочные часы…
Я быстро зацарапал в блокноте.
Это была оправданная тактика, много раз сослужившая мне службу. Я старался представлять себе Люси сочетанием цветовых пятен и форм, упрямо стараясь не замечать ни ее фигуры, ни волос, ни лица. Так, какие-то расплывчатые контуры: изогнутая линия и что-то красное — губы, темное и стремящееся вниз, как бросающаяся на добычу птица, — это волосы, глянец атласной юбки, молочная белизна кожи. Я не хотел, чтобы набор этих цветовых сочетаний связался в моем воображении в какую-то вполне конкретную и определенную женщину, потому что это могло вызвать ненужные переживания. Я предпочитал воспринимать ее по частям, что делало наши взаимоотношения весьма похожими на общение прыщавого застенчивого школяра со своей сексапильной учительницей.
Меня попросили, и я взял ее на работу, она была моей подчиненной, так что никакие мысли «о всяких таких вещах» даже не подлежали обсуждению. Именно об этом я и думал, когда она направилась в дальнюю комнату нашей конторы, с усилием отрывая взгляд от очертаний ее фигуры. Нелегко было отделаться от мысли, что это идет женщина.
Я всегда подозревал, что принял ее на работу, потому что она так привлекательна. Но иногда все же позволял себе думать, что понравилась мне больше всего ее естественность.
— Как бы вас описали ваши друзья? — спросил я ее на предварительном собеседовании.
— Скорее не описали, а просто бы стерли, — ответила она.
Эта реплика заставила меня рассмеяться, ведь надо было иметь смелость, чтобы позволить себе такое. Ее непочтительность контрастировала с моей всегдашней церемонностью. Даже сторожа автостоянки намедни я назвал «сэр».
Впрочем, наше собеседование состоялось пару лет назад. Люси, как я понимал, долго у меня не задержится. Ну и ладно.
Итак, Люси зашла в комнату для персонала, восемь на шесть футов. Строители почему-то забыли проделать здесь хотя бы одно окно, так что это скорее походило на чулан.
Пес бросил взгляд на меня и затрусил следом за Люси.
Внешне он больше всего напоминал дворнягу среднего размера — примерно до колена в положении «сидеть».
Еще он был «поджарым», не в смысле мускулатуры, просто шерсть его наводила на мысль о слегка поджаренном гренке, выпрыгнувшем из тостера: золотисто-коричневые лапы и голова, а на спине черное пятно, напоминавшее седло. Хвост баранкой загибался на спину, этакий пушистый вопросительный знак. Уши как у восточноевропейской овчарки, только несколько более обвислые. И удивительные темно-карие глаза, обведенные черными кругами, словно сурьмой, отчего вид у него был растерянный, как у заснувшего на вечеринке подростка, который, просыпаясь, не может понять, чему смеются его товарищи и зачем раскрыта мамина косметичка.
Пока я мысленно рассуждал о достоинствах собаки, Люси заманила пса печениной обратно в комнату для персонала. Я успел заметить, что спереди у него как будто повязан аккуратный белый нагрудничек. Определенно, это был симпатичный пес, немного напоминавший низкорослую немецкую овчарку, только более миролюбивого вида: когда он дышал, свесив язык, казалось, будто он смеется.
Люси подбросила печенье, и челюсти захлопнулись; раздался звук, похожий на громкий шлепок, — примерно так дельфины хватают скумбрию.
Однако было совершенно очевидно, что собака на этом останавливаться не собиралась. «И все?» — вопрошали ее глаза. Так бывает разочарован ребенок, не веря, что представление в цирке закончилось. Есть много разных способов, которыми пользуются люди, чтобы показать, что они ждут продолжения: легкое покашливание, многозначительное подмигивание, разные призывные жесты, адресованные собеседнику. Поскольку следующее печенье не появилось незамедлительно, собачьи глаза наполнились отчаянием, сравнимым разве что с горем матери с «Титаника», узнавшей, что в спасательных шлюпках не осталось места для ее детей.
«Как?! — вопрошали песьи очи. — Неужели судьба может быть так жестока?»
— Все, дорогой, — сказала Люси, стряхивая крошки с ладоней.
Что, однако, не соответствовало действительности. На столе, недоступные взору собаки, лежали еще три аналогичных лакомства и заварной крем.
Пес повел носом в воздухе и понимающе кивнул, мол, меня не проведешь. Он тут же встал на задние лапы, поднял передние, причем лапы его сложились в каком-то умоляющем жесте, и всем своим видом стал показывать: получи он еще одну сладкую подачку, и это убедит его показать все известные ему трюки.
— Похоже, ему захотелось добавки, — заметила Люси, которую необыкновенно веселило поведение пса.
— Еще бы, — ответил я. — Только этого он и ждет.
Собака снова, видимо, почувствовала себя участником соревнований по задержке дыхания. По крайней мере, звук, который она издала, был похож на глубокий вдох перед вторым заходом.
Второе печенье кануло как камень в воду, вслед за чем снова последовал взор, в котором ожидания было больше, чем благодарности. Похоже, жизнь этого пса проходила в постоянной борьбе удовлетворенности с новым обуревающим желанием.
Я уронил голову на руки. Какой бы забавной ни была эта собака, сейчас мне было не до нее.
А до чего мне было дело? Этого я не знал и сам. Уж во всяком случае, не до этих банковских счетов, хотя я машинально вынул один из ящика своего стола. Если дело доходит до необходимости контакта с финансовыми учреждениями, всегда теряешься в догадках, какой именно следующий шаг тебе предстоит и какой может стать роковым. Когда судебные исполнители явились сюда, чтобы опечатать офис, я обнаружил, что сумма, взятая мною в кредит, достигла уже 70 000 фунтов стерлингов. Единственный источник дохода — мой счет — уходил из-под носа. По счастью, накануне мне повезло в игре, и я смог помахать перед ними несколькими пачками налички. Наличные действуют на них не хуже, чем чеснок на вампиров.
