Книга Бомба под президентский кортеж, страница 48. Автор книги Максим Шахов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бомба под президентский кортеж»

Cтраница 48

– Тут все уже, – хмуро ответил Колыванов, поднимаясь с колен. – Люди вот говорят, что она из этого подъезда. И что тот парень выскочил за ней следом. Пойду гляну. Может, кому еще помощь нужна, может, там раненые.

– Старик там у нее был, – подсказал один из мужчин. – Дед ее, бывший военный. Она из больницы привезла его недавно.

Колыванов кивнул, посмотрел на напарника и прибавил шагу. Он зашел в подъезд, глянул вверх, насколько можно было что-то увидеть между лестничными маршами, и вытянул из кобуры под мышкой пистолет. Специальные кобуры позволяли одним рывком вниз привести оружие в боевое положение. Пистолет проскакивал вниз сквозь крепеж, где установленные жесткие небольшие упоры сдвигали во время этого движения предохранитель, а потом и удерживали затвор в заднем положении до полного извлечения оружия. Потом затвор вставал на место, вгоняя патрон в патронник. Удобная штука. Только что ты был безоружен, а потом один рывок пистолетом вниз сквозь кобуру – и в твоей руке уже оружие со взведенным курком и патроном в патроннике. Можно сразу стрелять.

Но сейчас это было бы слишком шумно. Тем более в тишине пустого подъезда старого трехэтажного дома. Прислушиваясь, Колыванов мягко взбежал на один пролет, потом на второй. Он без происшествий добрался до третьего этажа и сразу увидел приоткрытую дверь одной из квартир и дверной косяк, по которому провезли окровавленной пятерней. Все ясно. Значит, это его здесь ранили. А если его здесь ранили, значит, в квартире находится кто-то с пистолетом. Может быть, живой. И трудно признаться себе: то ли будет хорошо, что живой, то ли лучше не надо. Живой обязательно начнет стрелять. Обычно начинает.

Колыванов встал плечом к косяку и рукой стал плавно открывать дверь от себя внутрь квартиры. Тихий, но вполне различимый скрип заставил его поморщиться. Значит, остаться неуслышанным не удалось! В коридоре было светло из-за света, который попадал сюда справа через открытую дверь кухни. И в конце коридора хорошо были видны пятна крови. Может быть, раненый там пытался встать на ноги. Если так, то стреляли из комнаты, а комната вон за той двупольной остекленной дверью.

Наступая на край стопы и плавно перенося тяжесть с одной ноги на другую, Колыванов преодолел расстояние в половину коридора, увидел, что в кухне пусто и что двери в ванную и туалет плотно закрыты. Не факт, что там никого нет, но… Из комнаты доносились шорох, звуки тяжелого, с бульканьем, дыхания и постанывания. Интуиция подсказывала, что единственный живой и вообще единственный человек, который есть в этой квартире, находится сейчас вон в той комнате. Ну и запашок! Кошка у них там сдохла, что ли!

Колыванов подошел к двери и прислушался. Точно, звуки раздаются откуда-то из середины комнаты. Он видел край кресла неподалеку от открытой балконной двери. Взяв пистолет двумя руками и согнув руки в локтях, Колыванов покрутил плечами, проверяя подвижность и примериваясь, как он будет обстреливать сектор градусов в сто, если придется это делать.

Высовывался он рывками. Голова наружу и сразу назад – обзор всего помещения, выявление опасных участков, секторов и возможных целей, второй рывок – и прицеливание в мужчину, который сидел на полу, прислонившись спиной к старенькому письменному столу. Да, обстановка была тут нездоровой. Очень старая и давно вышедшая из моды обстановка, а посреди очень старый человек или сильно больной старик. Скорее второе.

Колыванов смотрел на старика поверх пистолета и недоумевал. Худ он был, и воняло, похоже, от него. Плед висел, зацепившись за спинку стула, и закрывал ноги старика, а поверх пледа лежала его желтая и тонкая, как у мумии, рука, в которой он сжимал пистолет. Вообще-то уже не сжимал, а просто красивый никелированный «ТТ» лежал рукоятью в его расслабленной ладони. А еще в боку у старика была огнестрельная рана. Не смертельная, но учитывая его состояние…

Не сразу Колыванов понял, что старик смотрит ему в глаза, а когда понял, то медленно опустил оружие.

– Ты с ними? – процедил старик сквозь зубы, то ли из-за боли, то ли из чувства презрения. – Не-ет, не с ним… Ты не волчара, хотя стрельнешь и не поморщишься. Из уголовки? Или из «конторы»?

– Это вы подстрелили парня, который отсюда выбежал как угорелый? – спросил Колыванов, стараясь дышать ртом. – Как вы? Сильно зацепило вас?

– Со мной все, – тихо ответил старик и прикрыл глаза.

– Ну-ну, дед, мы тебя вылечим, на ноги поставим, внуков еще нянчить будешь, – осматриваясь в помещении, возразил Колыванов.

Он пытался понять, что это за старик и откуда у него боевой пистолет прошлого века. Фронтовик? Наградное оружие? А может, просто так еще с войны прячет. По внешнему виду ему вполне может быть лет восемьдесят – девяносто. Или мальчишкой во время войны был, или успел даже захватить самый конец солдатом.

– Внучка у меня, – вдруг с каким-то подъемом заговорил старик, – понимаете… внучка.

– Ладно тебе, дед, – успокаиваясь и засовывая пистолет в кобуру, заговорил Колыванов, подсаживаясь к старику на пол. – Чего в жизни не бывает.

– Ты не понял! – грозно прохрипел старик, и пистолет окончательно выпал из его руки. Колыванов теперь ощутил запах сгоревшего пороха и понял, что старик недавно стрелял из этого пистолета, значит, он в того парня и попал.

– Ты не понял… я всю жизнь отдал армии, оружие вот наградное имею… это еще с 48-го! А когда пришла болезнь, то понял, что такое остаться одному. Она же одна останется. Ты не поймешь. А тут… когда жить осталось совсем… вот осознал. Она такая чистая девочка, одинокая. Ты не говори ей сразу, а?

Голос старика стал просящим и оттого неестественным. Видно было, что он никогда и никого в жизни ни о чем не просил. Служил, выполнял приказы, отдавал приказы. Вот вся его философия жизни.

– Так что случилось, в кого вы стреляли? – рассматривая рану старика, спросил Колыванов.

– Не, не говори ей!

– Эх, дядя, – вздохнул Колыванов, – а может, «Скорую» вызовем?

– Стой, не надо! Я ведь убить себя хотел, потому и пистолет вытащил. Невмоготу стало… А тут этот… окно ему нужно было зачем-то, чтобы выходило на гостиницу. Я сразу понял, что уголовник, что затеяли что-то… Вот я в него и… а он в меня попал. Не надо врачей, подыхать мне пора… А ты-то кто сам? С каких органов, парень?

– Из частных, – пожал Колыванов плечами.

– А раньше, видать, в государственных служил. Видно по тебе!

– Служил.

– Где? Ясно, что не в ментовке и не в «конторе». У тех глаз другой.

– Эх, дедок, дедок. Служил я за границей. Чужие секреты нам передавал, наши секреты от них берег. В меня стреляли, я в них стрелял, товарищей терял, по родимым березкам скучал.

– Вона как, значит? Разведка! Ну, и то дело, не мне чета. Уважаю. Так ты поклянись мне, офицер, перед смертью моей поклянись, что внучке ничегошеньки про мое прошлое не скажешь. Не надо ей это!

– Что с тобой поделаешь, старик, умеешь ты уговаривать, – горько усмехнулся Колыванов. – Так и быть – могу поклясться, что ничего твоей внучке не расскажу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация