– А что делать? Ему за соучастие полагается двенадцать лет каторжных работ. Даже жалко Сергея Фирсовича, но измена есть измена…
– Решим позже, что с ним делать. Сначала надо произвести аресты. Вам точно не понадобится силовая поддержка? Возьмите еще людей!
– А если Цыферов их заметит? Нет. Их там всего трое, мы с Валевачевым справимся. Бог нам в помощь.
– Да уж, – серьезно ответил Дурново. – Как говорил Тютчев? «Надо сознаться, что должность русского Бога не синекура». Вы уж там завтра… поаккуратней.
– Ждите хороших вестей!
Все пошло точно по плану Лыкова. Он держал дистанцию в двадцать саженей позади своего чиновника для письма. Примерно на том же расстоянии от сыщика шел отставной егерь. Валевачев изредка отсвечивал в витринах. Он следовал инструкции начальства и вел наблюдение издалека.
Так они и двигались вчетвером к Литейному проспекту. На углу Шустов сел в вагон конки, идущей к Семеновскому плацу. Остальные повторили его маневр. От плаца изменник пересел в другой вагон, конечной остановкой которого значилась Расстанная улица. Лыков предположил, что коллежский регистратор метит в Волкову деревню. Там на огромной площади раскинулось сразу пять кладбищ: православное, единоверческое, старообрядческое, лютеранское и еврейское. Место тихое и в стороне – хорошее укрытие для шайки Снулого. Однако, выйдя из конки, Шустов двинулся куда-то в обход. Он обогнул могильную рощу, прошел насквозь всю деревню и через Волково поле навострился на юг. Куда это он? Городская черта скоро кончится. Впереди, хорошо различимое, лежало еще одно кладбище – мусульманское. Неужели логово убийц там?
Если да, то Снулый и впрямь очень хитер. Тракт от деревни до кладбища просматривался по всей длине в две версты. Ни кустика, все как на ладони! Наблюдателю видно любого гостя издалека. Такого оборота сыщик не ожидал.
Между тем Шустов торопливо и неутомимо шагал по дороге. За все время он ни разу не оглянулся. Лыков увеличил дистанцию до ста саженей, и все равно его маскировка выглядела теперь нелепо. На всем пространстве Волкова поля их было лишь трое: Сергей Фирсович, следом сыщик и в самом конце Ефим Цыферов. Как же спрячется Юрий? Скорее всего, он сместится вправо к речке Волковке, где заросли кустарника. Но это сильно замедлит его появление на кладбище! Сыщику придется шагнуть прямо в пасть одному, без прикрытия.
Мусульманское кладбище… Лыков за всю свою службу в столице никогда здесь не был. Он пытался вспомнить, что слышал про это место. Заложили его в первые годы царствования Николая Первого для погребения татар-суннитов. Вскоре сбоку прирезали участок, где хоронили персов, исповедующих шиизм. В эпидемии холеры 1831 и 1848 годов рядом закопали множество умерших без разбора исповедания. Ограниченный с одной стороны рекой погост разросся. Город подступал все ближе, и в 1871 году мусульманское кладбище закрыли. Однако уже очень скоро там появились новые могилы. Сюда стали свозить умерших без церковного покаяния: бродяг, самоубийц, безымянных покойников. Молва приплюсовывала к ним и казненных государственных преступников. А в Русско-турецкую войну начали хоронить и умерших в Николаевском сухопутном госпитале нижних чинов. Такой комбинат
[48]
– магометане, холерные и самоубийцы – создал этому глухому месту недобрую славу. Следовало признать, что Агейчев выбрал идеальное укрытие.
Между тем развязка приближалась. Лыков шагал и невольно любовался идиллическим пейзажем. Тихая речка с каймой из камыша, цветущий луг… На том берегу чадит поезд Царскосельской железной дороги. За ним вдали виднеются постройки Большого порохового погреба. Поют невидимые птицы. А через пять минут он войдет вон в те ворота, и его станут кончать. Эх, еловая голова! Почему он предположил дом или квартиру, а не эти флеши? Мусульманское кладбище вместо забора было огорожено земляным валом, из-за чего смахивало на укрепление. Подобраться сюда незаметно можно лишь ночью, и то ноги переломаешь. Лучше бы Юрий сейчас бежал за подмогой, а не крался следом. Все равно к сшибке не успеет.
«Не дрефь, – одернул сам себя сыщик. – В первый раз, что ли? Скулил, что закис от кабинетной работы. Вот и разомнись! Обычная ситуация: ты один, и помощи не будет. Надо грамотно распорядиться единственным козырем. Ребята не понимают, с кем связались. Главное, чтобы не вынули ножи. А там еще поглядим, чья возьмет…»
Шустов почти вбежал в ворота и сразу исчез из виду. Алексей поднажал; позади него слышались торопливые шаги. Обернуться он не успел. Крепкая рука схватила сыщика за ворот, в бок уперлось лезвие финки.
– Ну-ка, дядя, айда со мною, – внушительно произнес отставной егерь. – Расскажешь нам, чё сюда приперся.
И потащил надворного советника в сторожку. Тот не сопротивлялся и не скандалил. Цыферов оказался плечистым детиной с мощной грудной клеткой. Если они все там такие, придется попотеть…
От сильного точка сыщик влетел в комнату и увидел следующую картину. У окна сидел и читал бумагу мужчина атлетического сложения. Лицо каменное, глаза вялые, безжизненные. Агейчев собственной персоной! Перед ним в почтительной позе замер коллежский регистратор. Возле печи возился еще один крепыш, бритый, с мускулистой шеей. На барыгу он совсем не походил, скорее на кулачного бойца. Трое! Их действительно трое, но все здоровые…
– Вот, – объявил вошедший следом Цыферов, – прилип от самого Департамента полиции.
Главарь нехотя поднял голову, посмотрел на Шустова.
– Ты кого привел, полудурок?
Потом скосил взгляд на сыщика.
– Назовись, мил человек. Чтобы мы знали, что на твоей могилке написать.
Алексей пошел к столу, сел на свободный табурет.
– Здорово, Снулый! Вот и свиделись!
Шустов отскочил, словно его ошпарили кипятком.
– Лыков! Это Лыков! Я пропал, пропал!!!
Цыферов и третий гайменник немедленно встали по бокам, готовые схватить сыщика. Но тот, казалось, и не думал сопротивляться.
– Ты ж говорил, что Лыков уехал! – рявкнул маз на своего осведомителя.
– А-а!!! – продолжал вопить чиновник для письма. Он глядел на начальника как на привидение.
– Здорово и тебе, иуда! – сказал ему Лыков.
– Не могу здесь! Делайте что хотите, а я не могу! – взвизгнул Шустов и опрометью выскочил на улицу.
– Вернуть его? – спросил бритый.
– Нет, – ответил Агейчев. Лицо его сделалось вдруг живым и пугающе-зверским. – Ты, Серега, зырь в оба глаза. Говорят, он очень сильный.
В сторожке стало тихо-тихо. Убийцы нависли над сыщиком, готовые напасть. Но маз не давал команды – его сбивало с толку спокойствие жертвы.
– Ефим, за тобой никто не шел?
– Нет. Здесь же все за версту видать. Не поспеют они.
Тогда Снулый осклабился.
– Как там у господ говорится? Делать хорошую мину при плохой игре? А, Лыков? Не поспеют, ох не поспеют…
