– Вон как… Эх! Всегда я из-за дураков страдал! Если бы можно было одному такие дела проворачивать – ей-ей, сам бы все делал! Никому ведь нельзя верить!
– А почему же ты с кочегарами стал договариваться, а не с хозяином завода? Или хоть со сторожем. Кочегары-то – самый никчемный народ!
– Это не я, а Васька. С него, паскуды, все началось. Решил, дурак, деньги сэкономить! Кобозев-де много возьмет, а мужики десяткой довольны будут. Вот и наэкономил, мразь!
– Ладно, дальше валяй.
– Дальше уж вы знаете. Еле я ноги с Гутуева унес. Пришлось товарища добить. Хотя какой он мне товарищ? Лапоть, сор земной, как все они. Ну, вижу, дело плохо, надо все нитки рвать. Главная нитка – Васька-барыга. Забрал я его на магометанское кладбище, вроде как спрятаться, да там же и закопал. Чтоб не экономил больше, сволочь… А дознание-то идет! Мне посредник пеняет: с лакеем не вышло, полиция вот-вот заказчика в подозрение возьмет! Хотел я их обоих послать куда подальше, дело-то уже сделано и деньги получены. Но поостерегся. Себя надо спасать! Ложный след и мне нужен, не только заказчику. Тут вспомнил, что письмо тогда со стола у Дашевского забрал, от какого-то Дуткина. Посмотрел – забавное письмо, может сгодиться. Сунул в карман… Стали мы с этого крутить.
– Кто Шустова завербовал?
– Иуду-то? Я самолично. За пятьсот рублей. Заказчик мне имя сообщил, мол, человек из команды Лыкова, все рапорты ему пишет. Я вечером на улице его подкараулил, зашли в трактир, там и договорились…
– Из своих денег отдал? – не поверил Лыков.
– Ну, хотел эту сумму в счет вставить, но потом она окупилась.
– Каким образом?
– А когда сложили в Москве шалаву, при ней денег оказалось до тысячи рублей, да еще серьги с бриллиантами. Выгодно скатались!
Сыщик спросил обескураженно:
– Что, прямо так легко Сергей Фирсович меня и продал?
– А ему деньги были нужны. У сестры базедову болезнь нашли. Лечение дорогое. Он и согласился.
– Янович-Яновский с Шустовым встречался?
– Нет, через меня все шло.
– Не может быть, – усомнился Лыков. – Иуда нарочно подсунул мне мысль явиться в мировой суд!
– Правильно. Янович мне сказал, я передал иуде.
– Но ведь это было, когда я еще Арабаджева не подозревал!
– Лакея-то уже нашли, – пояснил Агейчев. – И заказчик понял, что вы скоро догадаетесь.
– О чем?
– Что место не поделили… И решил, как я кумекаю, в опережение высунуться. Умный, видать, собака!
– Как вы узнали, что Дуткин в воскресенье ездил в Москву? Да еще к француженке.
– Янович сообщил. Он и адрес дал.
– А он откуда выяснил? – не унимался Алексей.
– Черт его знает. Я показал ему письмо Дуткина, он сбегал, доложился по команде и принес имя и адрес. План был толковый: загодя развалить инобытие. Ясно же, что вы скоро ту девку разыщете. А уберем ее – Дуткину крышка.
– Ну ладно, пусть так. Расскажи, что в Москве было.
– Вам Цыферов все уж написал!
– Я хочу от тебя услышать.
– Чего рассказывать? Приехал я, напугал девку. Твоего, мол, кредитного в тюрьму посадили, за убийство. Того, из Питера, с большими усами. Скоро и за тобой явятся, отправят в столицу. Он-де тебя оговорил как потатчицу. В столице шутить не станут, в каторгу сошлют. Им гулящую не жалко, а для отчета годится. Спасайся! Она и всполошилась. А как съехала с квартиры, тут я ее и… Прямо в экипаже. Извозчик-то мой был, старый знакомый, налетчик из Андроновки. Он помогал.
– Где этот сообщник сейчас?
– Не ищите. Я его задавил для пользы дела.
– Куда дели труп Клотильды Лавинэ?
– Куда дели, оттуда справок не дают, – уклончиво ответил Снулый.
– Да? А мне дают, – огорошил его надворный советник. – Поклон тебе от Шайтан-оглы!
Убийца не поверил своим ушам.
– Вы что, виделись с ним?
– Вот как с тобой.
– Он же в розыске!
– Для меня сделал исключение. И все рассказал.
Агейчев был сражен. Он долго молчал, потом пробормотал:
– Сволочь… А деньги взял!
– Ты, Спиридон, много зла наделал в Москве. Люди тебя ненавидят, потому нет тебе нигде укрытия.
Допрос прервало появление доктора. Тот осмотрел калеку. На жалобу, что нога под гипсом сильно чешется, ответил:
– Надо терпеть!
– Он будет ходить? – спросил эскулапа Алексей.
– Будет, только на костылях.
– То есть вылечить до конца нельзя?
– Травма тяжелая. Будто кувалдой дали! Нога лишилась возможности сгибаться в колене, и это неизлечимо.
– Ну, Спиридон, повезло тебе! – порадовал маза Лыков. – На Сахалин не поедешь.
– А куда меня тогда?
– С таким увечьем каторгу не дают. Оставляют в местной тюрьме общего содержания. Будешь сидеть в Семибашенном
[52]
. Там хорошо, баня каждый месяц!
– Сколько мне предстоит?
– Как суд решит. По твоим грехам полагается бессрочная каторга. Ее заменят на двадцать пять лет. Манифесты с амнистиями на тебя не распространяются. Значит, выйдешь на волю уже в следующем веке. Если точно, то в 1917 году.
Агейчев сделался мрачнее тучи.
– Да ладно! – подбодрил его сыщик. – Все лучше, чем в Воеводской пади уголь добывать! Там ведь долго не живут. А тут столица, доктора… Вас, сволочей, еще и лечить станут, вместо того чтобы удавить.
– Кому я буду нужен в 1917 году?! – в отчаянии выкрикнул Снулый. – Да с негнущейся ногой!
– Кто знает, что тогда будет? Через двадцать пять лет другая Россия появится, цивилизованная, гуманная. Все-таки есть прогресс или нет? Так что терпи. Скажи лучше, твои встречи с поляком при свидетелях проходили?
Снулый впервые повеселел:
– Нет, завсегда глаз на глаз. По трактирам да меблирашкам, и никогда два раза в одном месте.
– Плохо.
– Да уж чего хорошего!
Действительно, в деле обнаружилось препятствие. При таком обороте поляк никогда не сознается. Зачем? Чтобы получить каторгу за соучастие? Очная ставка бесполезна: Янович скажет, что Снулый его оговорил. Свидетелей нет. Значит, безнаказанным останется не только посредник, но и тот, кто стоит за ним. Заказчик убийства Арабаджев.
Так дознание зашло в тупик. Случилось то, чего каждый раз опасался Благово: полиция все знает, но доказать не может. Алексей передал собранные улики следователю и остался на вторых ролях.
