Если бы Рейнолдс был моим соотечественником, я бы без
обиняков спросила у него: «Ну, и чего тебе надо?» Но иностранец вряд ли уловит
в этой фразе оттенок пренебрежения, поэтому я тактично поинтересовалась:
— На что вы рассчитываете, приглашая меня провести с
вами вечер?
Глупый получился вопрос. Может быть, он рассчитывает на ночь
в гостинице? Но ведь не скажет же. Однако Пол Рейнолдс не понял слова
«рассчитывать». Вернее, понял его не правильно.
— Я рассчитывает вас самый лючший герл ин Раша.
— Понятно. Но я же сказала: ай хэв мэн, хазбенд, муж.
А у вас есть жена?
— Май вайф бежат потому, что я много работат не дома. Я
ездит, ездит и приездит к пустой дом, — оживленно объяснил американец. Вероятно,
он уже свыкся с потерей, потому что в его голосе не прозвучало ни одной
печальной нотки.
— А дети у вас есть? Чилдрен?
— Ноу. Я ест один. Один, как перстик, — добавил он
и снова широко улыбнулся. Видимо, кто-то когда-то учил его русским идиомам.
— Проворонили, значит, семью, — констатировала я.
— Май вайф очен обижается. Не хочет видит мне.
— Понимаю, — сказала я. — Меня вот тоже
первый муж не хочет видеть.
Я вздохнула и принялась за торт.
— Вы ест два муж? — удивился Пол.
«Если по факту, то вообще три», — подумала я про себя,
а вслух сказала:
— Да, у меня уже был один развод.
— О! — сочувственно протянул Пол. — Развод
ест тяжест. Здес. — Он показал на сердце. Тут я была с ним
согласна. — А вы хотет видет свой первий муж?
— Иес. Я вообще не люблю напряженности в отношениях.
Хочу, чтобы все оставались друзьями. При любых обстоятельствах.
— Мы друздья, — важно сообщил Пол, мелко
кивая. — Я хотеть стать ближе с вам. Очен друздья.
— Я уже поняла.
Я вздохнула. Ну, и что особенного я узнала? Американец увидел
меня на улице и положил глаз. Возможно, такие штучки он выкидывает постоянно,
работает ведь в Москве. Легкий охмуреж — и дело в шляпе. Не думаю, что
кто-нибудь из заловленных им девиц особо возражал против хорошего знакомства. А
мне что делать? Только американца мне не хватает для полного счастья. Тем более
Туманов ревнует.
— Да, кстати, а откуда у вас мой телефон? —
вспомнила я. Туманов говорил, что пока меня не было, американец звонил домой.
— Телефон ест хорошо, — сообщил Пол. — Я
позвонит завтра. Вы за ночь передумайт и пойти со мной в ресторан.
— Нет, телефон не есть хорошо, — испугалась
я. — Мой муж, он ревнивый. Обидится, будет неприятность.
У меня. Ми. Не нужно звонить.
— Назначайт свиданий, — заявил упрямый Пол. —
Ми ест обчатся.
«Вот привязался, — подумала я. — Если я назначу
свидание и не приду, он одолеет меня звонками по телефону».
— Свиданий больше не будет, — покачала я
головой. — Мы попили кофе, поговорили… Пообщались уже.
И все.
— Уай? — выпрямился на стуле Пол. — Я хотет
быт рядом.
Кажется, ему просто в голову не приходит, что я «не хотет».
Да, избаловали его русские девицы, избаловали.
По морде видно, что не получал он до сих пор от ворот
поворот. И муж ему не помеха! Придется взять на себя благородную миссию и
щелкнуть его по носу. За всех несправедливо обиженных. Наверняка после
«ресторан» и «очен друздья» каждой девушке хотелось замуж за эту рыжую дубину.
Великая русская мечта — выйти замуж за иностранца. Рейнолдс, не понимая этого,
интуитивно нащупал золотое дно. Интересно, сколько русских жемчужин в его
коллекции? В любом случае, еще одной я не стану.
Прикончив кусок торта и рогалик с маком, я отодвинула от
себя опустевшее блюдо и сказала:
— Плачу за себя сама. Хочу быть как американка.
Равноправие, о'кей?
Пол Рейнолдс скривился, как будто ему на язык капнули
лимонной кислотой.
— Не ест джентлменски.
Нет, явно он уже побывал в обучении у каких-то русских
товарищей. Иначе откуда бы ему знать, что это вообще такое — джентльменское
поведение. Говорят, у него на родине женщины считают джентльменское поведение
ущемлением своих прав. Еще примерно полчаса Пол пытался вырвать у меня
обещание, что я сама позвоню ему по телефону.
— Куда, на службу? — поинтересовалась я.
Пол засуетился и, достав из кармана длинную тонкую ручку,
похожую на шприц, и еще одну визитку, быстро нарисовал на ней ровный заборчик
из цифр.
— Ето ест я сам, — пояснил он. Вероятно, он имел в
виду, что изобразил номер своего мобильного телефона.
— Что ж, — сказала я, — может, еще и
свидимся.
Оставив Пола Рейнолдса в состоянии легкой грусти, я
отправилась закупать хлеб насущный. Судьба занесла меня в большой супермаркет
и, увлекшись процессом, я немножко не рассчитала время. Когда я подходила к
своему подъезду, на часах была уже четверть четвертого. Оставалась надежда на
то, что профессор Усатов не цинично пунктуален и не явился ровно в три.
Лифт не работал. Потоптавшись некоторое время возле кнопки,
не подававшей признаков жизни, я посмотрела на свои сумки и тяжело вздохнула.
Чтобы благополучно взобраться наверх, нужно отнестись к происшествию не как к
неприятности, а как к развлечению. Ну, положим, у меня сегодня тренировка
икроножных мышц, чем не развлечение? Окно между вторым и третьим этажами
по-прежнему зияло пустой рамой. По ногам здорово несло. Ветер принес на площадку
даже несколько высохших листьев. Интересно, чем тут занимался этот стекольщик?
Когда дверь квартиры появилась в поле моего зрения, я уже
едва стояла на ногах. Если кто-нибудь из соседей вдруг услышит мое дыхание,
наверняка подумает, что я Надуваю резиновый матрас. Надо срочно заняться
физическими упражнениями. Недавно я купила себе видеокассету «Аэробика доктора
Вайса», но пока освоила только несколько самых первых упражнений. Хотя планы у
меня были далеко идущие. Доктор Вайс, который разработал какую-то необыкновенную
систему, прыгал на кассете, словно резвый козлик. Улыбка у него была до ушей,
он заражал своим энтузиазмом и горячо агитировал следовать его примеру не
только словами, но и действиями. Вот сегодня после встречи с профессором
Усатовым обязательно займусь собой и своей спортивной формой. А то что-то
любимая юбка стала тесновата.
Свалив покупки на коврик, я достала из сумочки ключ и,
повернув его в замке положенное количество раз, ввалилась в квартиру.
В коридоре перед дверью в комнату лежал профессор Усатов,
навсегда испорченный двумя дырками от пуль.
Ему выстрелили в сердце и в голову. Я никогда не видела ни
одной жертвы преступления воочию. Впрочем, даже если бы и видела, это вряд ли
что-нибудь изменило бы.
