— Послушайте, ребята, — сказала я, панибратски
оглядывая обоих. — Если профессор сегодня вернется, передайте, что его
ищет Лера Сердинская. Я на всякий случай оставлю свой телефон. Вдруг у него не
будет с собой записной книжки?
— A что, можно вам позвонить? — спросил Макар с
детской непосредственностью, разглядывая бумажку с телефоном.
— Можно. Только заранее придумайте хороший повод.
Потому что по вечерам к телефону подходит мой муж.
Я ни секунды не сомневалась, что надо ехать в Химки.
Я должна увидеть профессора Усатова своими глазами.
Во-первых, мне очень хотелось изгнать из памяти ужасное
видение с простреленной головой. А во-вторых, я чувствовала, что идти по горячим
следам — совсем не то, что раскапывать старые могилы.
На землю уже опустились сумерки, когда я наконец нашла
здание, в котором проходила конференция геронтологов. Самое ужасное, что меня
не захотели пустить внутрь. Жуткая тетка, голова которой напоминала медную
мочалку для чистки пригоревшей посуды, пошла на меня грудью, словно партизан на
танк.
— Сюда нельзя! Здесь ученые заседают! Посторонним вход
воспрещен!
У меня не было ни подходящих «корочек», ни желания подкупать
ее и тратить свою заначку на столь бездарное создание. Зато у меня наготове
было воображение.
— А я не просто так! — важно сказала я и хвастливо
выступила вперед. — Я являюсь живой моделью профессора Усатова Николая
Николаевича. Он испытывал на мне свой новый препарат «Четырнадцать концов
старости».
Чувствуя, что название препарата переврала, я усилила атаку:
— Мне сорок шесть лет, а как я выгляжу, а?
— Выглядите на двадцать, а пропуска у вас нет, —
мстительно заявила тетка.
Мужчина и женщина, стоявшие поблизости, смотрели на меня,
вытаращив глаза. Потом неуверенно приблизились.
— Вы не пошутили насчет возраста? — спросил
мужчина, выкручивая шею из плотно застегнутого воротничка рубашки.
— Зачем мне это? — откликнулась я, шныряя глазами
по сторонам. — А вы профессора Усатова не видели?
Мужчина переглянулся со своей спутницей и сказал:
— Не видели. Но теперь, познакомившись с вами, очень
сожалеем об этом.
— В свете вашего появления очень жаль, что он не
приехал, — подхватила спутница. Потом немного помолчала и добавила:
— А что, если?..
Она уперлась мрачным взглядом в переносицу своего спутника.
Тот с жаром поддержал ее невысказанную мысль. Видимо, они так давно
сотрудничают, что общение у них уже перешло на телепатический уровень. Обогнув
тетку с медной проволокой на голове, они подхватили меня под руки и потащили в
какую-то дверь. Пока я путалась в пыльной шторе, кто-то сказал в невидимый
микрофон:
— К сожалению, профессор Усатов не смог сегодня
присутствовать на конференции, но у нас есть возможность выслушать его
помощницу, лично участвовавшую в испытаниях новейшего препарата, который
институт считает проектом года.
Потом кто-то подошел сзади и, положив горячие руки мне на
лопатки, сильно толкнул вперед. Я потеряла равновесие и секунду спустя
оказалась на сцене. Зал был большой. Он искрил и переливался стеклами с
диоптриями, что меня почему-то страшно развеселило. В самом деле, полный зал
очкариков. С ума можно сойти! И все наверняка умные, как сволочи. Что я могу им
сказать?
— Расскажите им о себе, — шепнула мне вслед та
дурочка, которая спровоцировала мое появление перед ученой публикой.
— Здрасьте, — сказала я, втискиваясь в узкую
кафедру. Ясно как дважды два: надо что-то говорить. Но что?
Стоит мне открыть рот, и меня разоблачат. Впрочем, где наша
не пропадала! Я кашлянула и начала:
— Ну.., что можно сказать о старении? И много, и мало.
Старость — это такая вещь, которую всякий хочет отложить на потом. Те люди,
которые особенно боятся старости, поступают в медицинские вузы и становятся
геронтологами. Чем они занимаются всю свою жизнь?
Хотят ее продлить. Но время идет, вымирает уже не первое
поколение геронтологов, а воз и ныне там. — Я чувствовала, что доклад
пошел, и воодушевилась. — С одной стороны, изобретено много биодобавок,
методик и прочей ерунды. С другой стороны, никакого серьезного прорыва еще
никто из нас не сделал. То есть, с одной стороны, результаты есть. С другой
стороны, пожилые люди как умирали, так и умирают в совершенно непочтенном
возрасте.
Я еще раз откашлялась. Если бы в зал вдруг сдуру залетела
муха, она подумала бы, что оглохла, — так там было тихо.
— Расскажите им о себе, — вполголоса сказали из-за
кулис. Уверена, это предложение услышали абсолютно все.
— Меня зовут Валерия Сердинская, — покорно сказала
я. — Мне сорок шесть лет. — Я помолчала и добавила:
— Я так думаю.
По залу пронесся шепот. Он, словно мягкая волна, поднялся на
галерку и через несколько секунд разбился о подножие кафедры. Честное слово, я
не знала, как выпутаться из ситуации. Поэтому глотнула воды из стакана и
заявила:
— Я состою на учете в психдиспансере номер тринадцать.
Домашние думают, что я сошла с ума.
Из-за кулис, громко хлопая в ладоши, появился тот дядька,
который выпихнул меня на сцену. Такую широкую — от уха до уха — улыбку, по
моему мнению, можно было сделать только хирургическим путем. Вместо того чтобы
тащить меня с кафедры, дядька поступил умнее — он вытащил у меня из-под носа
микрофон и сжал его двумя руками.
— Мы знаем множество примеров, — сказал он
дребезжащим голосом, — когда подвижничество ради науки приводило к
трагедиям. К обвинениям в ненормальности… — Он посмотрел на меня и добавил:
— В умопомешательстве…
Я тихой мышкой шмыгнула за пыльный занавес и наткнулась на
тетку, у которой волосы буквально стояли дыбом.
— Вы что, дура? — спросила она сдавленным голосом.
— А что, было очень заметно? Вот всегда так! Сначала
приглашают на ученые собрания, а потом гонят и говорят: «Дура».
— Уходите! — простонала тетка.
— Ухожу-ухожу, только скажите сначала: профессор Усатов
вообще не приезжал?
— Вы не его помощница! — обвиняющим голосом сказала
тетка.
— Естественно. Я его любовница. И скажу вам по секрету,
он считает секс с молоденькими девушками единственным рецептом сохранить
молодость. И в этом смысле я действительно его опытный образец.
Тетка покраснела, развернулась и убежала в какую-то дверь. Я
не успела ее остановить. Но тут со сцены вышел тот тип, который был виноват в
моем публичном позоре.
Когда он увидел меня, то начал приближаться с ухмылкой
камикадзе. Это мне не понравилось, поэтому я грозно сказала:
