Я посчитала, что отвечать — выше моего достоинства, и
промолчала.
— И почему здесь пахнет горелой бумагой? — не
отставал он, заглядывая в раковину и морщась. — Ты что, пыталась жарить
обертку от колбасы? Или пакетик из-под печенья? Неужели тебе не нравится рыба?
— Можешь продолжать спать, — гордо сказала
я. — Просто у кухонного полотенца оказалась слишком длинная бахрома.
— Если ты подожжешь квартиру, — заметил «муженек»,
удаляясь, — я сдам тебя капитану. Навсегда.
Я тоже в самое ближайшее время собиралась доказать, что он
мошенник, и сдать его навсегда правоохранительным органам. Итак, письмо тетки
Натальи оказалось пустышкой. Кроме того, оно безвозвратно потеряно. Открыв
ненадолго окно и разогнав дым, я снова погрузилась в изучение записки из
кулинарной книги. Ничего умного, впрочем, в голову мне не пришло. Туманов номер
два в комнате громко всхрапнул и затих. Вот ведь загадка природы! Зачем он
здесь? Что ему нужно? Тут же вспомнились мне мой сбежавший муж и два
исчезнувших трупа — профессора Усатова и почтальона. Что между ними может быть
общего?
Тут меня внезапно посетила совершенно свежая идея.
А что, если всем этим людям нужна не я как таковая, а доступ
в мою квартиру? Возможно, тут спрятан клад? Тогда становится понятным, зачем
лже-Туманову необходимо прикидываться моим мужем! Чтобы в мое отсутствие
простукивать стены и отдирать кафель без риска быть пойманным! А профессор
Усатов намылился искать в квартире аномальные зоны. Его за это и кокнули.
Почтальон, возможно, был ненастоящим почтальоном. Он нанялся на эту работу
совсем недавно, его еще оформить не успели. Может, он вообще хотел оглушить
меня и проникнуть в квартиру! За что и поплатился. Да, но зачем тогда кто-то
прислал мне странную записку? И почему мой настоящий муж сбежал в Питер?
Внезапно я замерла, выразительно ахнув. Потому что кое-что
вспомнила. Пару лет назад я собственноручно делала ремонт на кухне. А что? В те
времена я была еще девицей с небольшими доходами и стойким нежеланием
соглашаться на помощь каких бы то ни было ухажеров.
Не люблю быть обязанной. Одним из самых утомительных занятий
было склеивание обоями внутренностей узкого встроенного шкафчика — в него я
теперь складываю консервы. Так вот, верхняя полка была значительно короче
остальных. Постучав по деревянной перегородке, я услышала глухой звук, но
решила, что там проходит какая-нибудь труба. А что, если на самом деле там не
труба, а сундучок с сокровищами?
Схватив табуретку, я с энтузиазмом принялась за дело.
Выгребла с верхней полки все банки и соскребла обои с
перегородки. Потом взяла гвоздодер и буквально вгрызлась в дерево. Когда до
заветной цели оставалось всего ничего, случилась неприятность. Я размахнулась,
но рука скользнула немного вбок, я потеряла равновесие и, издав звук, похожий
на предсмертное утиное кряканье, полетела вверх тормашками. Табуретка с
грохотом последовала за мной. Через некоторое время я поняла, что лежу под
кухонным столом, прижимая двумя руками гвоздодер к бурно вздымающейся груди.
Второй Туманов не замедлил появиться на пороге кухни.
— У нас что, сломалась открывалка? — спросил он,
окидывая взором гвоздодер в моих руках и кучу консервных банок, громоздившихся
на столе. — Вижу, твой голод принял угрожающие размеры.
— Чего тебе надо? — потирая спину, спросила я.
— Ровным счетом ничего. Просто ты слишком шумно
добываешь себе пищу.
Тут он поднял голову и увидел сломанную перегородку: щепки
лежали горкой на верхней полке кладовки вместе с кусками содранных обоев.
— Ну-ка, ну-ка, — пробормотал он и полез на
табуретку.
— Не смей! — взвизгнула я, схватив его за резинку
трусов. В сущности, схватить было больше не за что. Туманов больно стукнул меня
по руке, продолжая лезть вверх и вытягивать шею. Стыдно признаться, но в
какой-то момент он даже лягнул меня правой пяткой.
Встав на цыпочки, он неожиданно замер и медленно повернулся
ко мне, глядя с невероятной жалостью.
— Лера! — сдавленно воскликнул он, спрыгивая на
пол. — Прости, я не знал о твоей проблеме. Ты могла бы довериться мне!
Ведь я не чужой человек все-таки…
Я оттолкнула его и сама влезла на табуретку. В тайнике за
сломанной перегородкой стояла наполовину пустая бутылка водки, а рядом лежал
кусок газеты, в который была завернута высохшая вобла и приложенные к ней
тридцать рублей, давно вышедшие из обращения. Я поняла, что обнаружила ни
больше ни меньше, как чью-то заначку — Это не мое, — поспешила сообщить я
Туманову. — От бывших жильцов осталось.
— А я-то думал! — не слушал меня Туманов, падая на
табуретку и запуская пальцы в волосы. — Этот бесконечный кофе с утра до
вечера, эти мятные подушечки и отвратительные духи!
— Отвратительные?! — подскочила я. — Да ты
знаешь, сколько они стоят?
— Знаю, ровно столько, сколько твоя глупость.
Я смотрела на него вприщур, испытывая чувство, близкое к
ненависти.
— Кто-нибудь должен тебе об этом сказать, — повел
бровями лже-Туманов. Когда он опустил руки, на голове у него образовался
гребень ирокеза. Наверное, это было смешно, но я даже не улыбнулась. —
Духи отвратительные, — еще раз повторил он. — Сладкие и душные. Когда
тебе исполнится семьдесят лет, они очень подойдут к твоим подсиненным волосам.
А пока я советую выбросить их в помойку.
— Ты, кажется, претендуешь на роль любящего
мужа? — источая яд, спросила я, подбоченясь. — Вот возьми и подари
мне что-нибудь подходящее.
— И подарю.
— Надеюсь, это будут не «Огни Москвы».
— Надейся-надейся. Когда у тебя день рождения?
— А! — воскликнула я. — Ты не знаешь!
Аферист!
Выбросив вперед обличающую руку, я внезапно поняла, что
больше не могу шевельнуться: в ушибленной пояснице что-то щелкнуло, и меня
заклинило в той позе, в какой я оказалась в этот момент, — похожая на
памятник Ленину в натуральную величину. Лицо мое сразу же сделалось до такой
степени несчастным, что Туманов не выдержал и спросил:
— Что случилось?
В голосе его не было заботы, одно только раздражение.
— Я… Меня… Я не знаю, что такое…
— Зато я знаю. Ты упала с табуретки на пол. И как
только голова осталась целой? Я давно уже заметил, что только алкоголики
выходят сухими из всех передряг.
— Ты считаешь меня алкоголичкой?!
— Не ори так, а то оставлю тебя здесь на ночь. У тебя
есть какая-нибудь мазь от ушибов или для массажа?
— А у тебя? — Я постаралась, чтобы сквозь
стиснутые зубы все-таки просочилось ехидство.
— Все-таки это твоя квартира, дорогая! —
вывернулся Туманов.
— Ничего у меня нет, я же не спортсменка!
