Я мгновенно расхотела выходить наружу. В щель просунулась
оскаленная морда. В свете луны белели огромные клыки да поблескивали волчьи
глаза. Судя по всему, это была бездомная собака. Может быть, я оказалась на ее
территории? Может, она тут ночует? Хорошо, если не с приятелями. Собак я
боялась. Не то чтобы до обморока, но все-таки достаточно сильно. Набрав горстку
камней, я принялась выбрасывать их по одному в ту щель, которую теперь ни за
что не хотела расширять. Собака зарычала еще страшнее и стала скрести лапой
фанеру. Я подумала, что ее нужно чем-то напугать.
Как выяснилось позже, труба, в которой меня замуровали,
находилась на пустыре, где жители близлежащих домов выгуливали своих
четвероногих питомцев. И моя собака была вовсе не бездомной. У нее имелся
хозяин, который вместе с приятелем, у которого, в свою очередь, тоже была
собака, дефилировал в столь поздний час по этому самому пустырю. Оба мужика
спокойно шли себе протоптанной тропинкой и тут увидели, что собака стоит возле
трубы и рычит.
— Ну все, какая-нибудь крыса, — вздохнул
хозяин. — Теперь, пока не пролезет в эту чертову щель, не утащишь. Что
там, Джим?
Хозяин Джима подошел к трубе и одним рывком отбросил фанеру
в сторону. К несчастью, я не слышала его диалога с питомцем. Все это время я
готовилась к атаке.
В голову мне пришла гениальная мысль, что собаку может
напугать только другая собака — больше ее размером. Я собиралась изобразить эту
большую собаку. Когда фанера отлетела в сторону, я восприняла это как знак. И
прямо на четвереньках с громким лаем выскочила наружу, как можно страшнее
оскалив зубы. По-моему, у меня изо рта при этом даже капала слюна.
Джим зашелся лаем, а его хозяин, отпрыгнув в сторону,
зацепился за что-то ногой и грохнулся оземь.
— Господи, что это? — тонким голосом закричал его
приятель.
Не обращая на них внимания, я продолжала гавкать, потому что
видела перед собой только собачью морду.
Джим кидался ко мне, потом отпрыгивал назад и снова кидался.
— Ах ты, скотина! — не выдержала я, переходя на
человеческий язык. — Не видишь: я больше тебя? Я страшнее! Фу, уходи!
— Миша! Это женщина!
Миша поднялся, потирая ушибленную ногу.
— Бомжиха какая-нибудь, — злобно сказал он. —
Прекрати лаять, дура! А то мой пес тебе нос откусит.
Он схватил Джима за ошейник и оттащил в сторону.
Вторую собаку его приятель взял на поводок. Я наконец смогла
подняться на ноги.
— Мальчики! — сказала я. — Никакая я не
бомжиха, а просто несчастная девушка. Помогите, а? На меня напали и затащили в
трубу. Ограбили, — приврала я. — Камнями завалили.
— Вот блин, — сказал Миша с досадой. — Этого
еще не хватало!
— От нее не пахнет? — с подозрением спросил его
приятель.
— Пахнет духами. Хорошими, — неохотно признал Миша
и спросил уже более миролюбиво:
— Чего вы от Нас хотите-то?
— Выведите меня на шоссе и поймайте машину. А то у меня
нет сил. И голова кружится…
У меня действительно стала кружиться голова. То ли от вина,
то ли от удара по темечку, то ли от общего потрясения. Мужчины не стали спорить
и сделали все, как я просила. Миша даже поддерживал меня под руку, пока мы
пробирались через грязь. Обе собаки тут же забыли обо мне и весело бежали
впереди, обнюхивая всякий приличный куст. Машина долго не ловилась. За это
время я успела рассказать новым знакомым о себе и даже обаяла их. Так что когда
наконец какой-то левак подрулил к обочине, Миша попросил приятеля приглядеть за
Джимом, решив проводить меня до дому самолично.
Благо мы находились от него минутах в пятнадцати езды.
Вечер мог бы закончиться вполне ничего. Но раз уже со мной
начались неприятности, нечего ждать, что они вдруг неожиданно закончатся. В
машине мне стало форменным образом плохо, и я отключилась. Оба мужика — шофер и
мой сопровождающий — не придумали ничего лучшего, как остановиться возле
первого попавшегося милиционера и спросить у него совета, рассказав, что на
меня напали. Если бы не нападение, думаю, меня отвезли бы в больницу. Но
поскольку речь шла об ограблении, милиционер, недолго думая, позвонил в
ближайшее отделение, и меня транспортировали прямо туда. Ближайшим, понятное
дело, было то самое отделение, которое находилось прямо возле моего дома.
Как говорится, нет худа без добра. Зато я узнала наконец
фамилию капитана, с которым в последнее время судьба сталкивала меня с завидным
упорством. Именно он привел меня в чувство — с помощью банальной ватки,
смоченной нашатырем.
— Опять вы! — пробормотала я, приоткрыв
глаза. — Или я брежу?
— Нет, это действительно я! — радостно сказал
капитан. — Сижу и думаю: что-то дежурство у меня какое-то больно
спокойное. Не к добру. А тут — на тебе! Везут!
Я приняла вертикальное положение и, моргнув, спросила:
— Вы что, протокол на меня составляете?
— А как же!
— Я всего лишь потеряла сознание! — возмутилась
я. — Кстати, а как вас зовут?
— Щедрин Леонид Николаевич.
— Леня, значит.
— Вы это мне бросьте, гражданка Сердинская! Лени по
ярмаркам гуляют. А я тут при исполнении.
— И чего вы ее в психушку не сдадите? — спросил
какой-то небритый тип, который, сколько раз я здесь была, вечно сидел на
деревянной скамье у батареи.
— Да как же ее сдашь, милый? — вскинул брови
Щедрин. — Сейчас, чтобы в психушку упечь, нужно согласие самого психа. Или
же необходимо зафиксировать непоправимый вред, который псих нанес здоровью
кого-нибудь из мирных граждан. А у нас что имеется? Одни враки да мелкое
хулиганство.
— И чего вы с ней делать будете? — не отставал
мужик.
— Ты вообще молчи! — прикрикнула я на него,
пользуясь новым статусом психа. — А то сейчас как дам по башке. И мне
ничего за это не будет.
— Скоро ее заберут от нас. Недолго ждать.
Я догадалась, что они уже позвонили домой. Так и вышло.
Туманов номер два появился минуты через три с такой виноватой рожей, как будто
я была эксгибиционисткой и уже показала всему отделению свой голый зад.
— Что на этот раз? — спросил он у Щедрина,
игнорируя меня как класс.
— Да вот, — сказал тот светским тоном, забрасывая
руки за голову. — Гражданка пошла на пустырь, залезла в трубу и облаивала
оттуда мимо проходящих граждан.
Сначала они приняли ее за собаку, но потом разобрались что к
чему и привезли в отделение.
— Надеюсь, она никого не покусала? — спросил
лже-Туманов с кривой улыбкой и повернулся ко мне лицом:
— Пойдем, душечка, я оставил тебе мясного рулета.
Или ты, по обычаю, ужинала в ресторане?
