— Не надейся, что дома что-нибудь изменится.
Я сама почувствовала, каким мерзким стал мой тон.
Впрочем, как же может быть иначе? Он ведь по-прежнему не
хочет ничего рассказывать. Значит, доверия между нами не будет. И с его
стороны, как я и предполагала, это была только попытка обольщения. Просто,
чтобы было удобнее. Действительно, раньше ему как-то не представлялось случая
испробовать на мне свои чары. А сейчас, когда он спас меня от милиции, сам бог
велел ему подсуетиться.
— Если я и позволяю тебе, как ты выразился, жить на
моем диване, то только потому, что еще не пришло мое время.
— Мое тоже, — пробормотал Туманов.
Свет луны и фонарей, проникавший в подвал через крошечное
окошко, освещал его лицо. Глаза сверкали, словно слюдяные кружочки. Не знаю,
что он имел в виду. Может быть, угрожал.
По молчаливому согласию мы больше не задавали друг другу
никаких вопросов относительно происходящего. Выбравшись из подвала, мы вышли на
проспект и поймали машину. Туманов номер два велел шоферу ехать на вокзал.
Словно дети, самозабвенно играющие в интересную игру, мы усердно притворялись,
что не случилось ничего особенного. Я не задала ни одного вопроса, хотя
мысленно перебрала их сотню. Как этот парень обнаружил нас с Тумановым в
переулке? Вероятно, он следил за мной. Неужели от самой Москвы?
Но почему я не заметила его? А этот бег по переулкам?
Если он бежал следом, почему я его не слышала? Вероятно, мне
было просто не до этого. Я ведь не оглядывалась назад.
Наверное, он прослушал все телефонные разговоры, узнал голос
Туманова и догадался, что я поеду в Питер.
Пока я сидела в холле фирмы «Веста плюс», он летел в
самолете. А может, вел слежку от самого дома и ехал со мной в одном поезде? Но
зачем, зачем все это?
Глава 12
Моя записка: «Не волнуйся, ночую у, подруги» по-прежнему
лежала под зеркалом и выглядела достаточно жалко. Раздеваясь, Туманов номер два
смотрел на меня с затаенным ожиданием. Наверное, он рассчитывал, что диван ему
сегодня раскладывать не придется. Однако я придерживалась иного мнения.
— Можешь не сверлить меня глазами, — сказала я,
заворачиваясь в длинный халат. — То, что мне понравилось с тобой
целоваться, еще ничего не значит.
Туманов расцвел, словно сиреневый куст под майским солнцем.
Вероятно, признавшись в том, что мне понравилось с ним целоваться, я
необыкновенно польстила его самолюбию. Несмотря на то, что мне зверски хотелось
спать, только я погасила свет и нырнула под одеяло, сон мгновенно пропал. Вздыхая
и ворочаясь, я провела полночи, и утром встала хмурая. До следующего
воскресенья делать мне было нечего.
Однако я ждала информации от частных детективов. Я
надеялась, что Виктор что-нибудь выяснил о сестре Скитальцева Светлане. Ее роль
в истории с запиской меня очень волновала. Если первую записку, которая привела
меня в кафе на Триумфальной площади, передала она, то и приглашение на конкурс
моделей одежды тоже могло быть делом ее рук. Зачем мне хороводиться с этой
девицей, скажите на милость?
Словно подслушав мои мысли, зазвонил телефон.
Трубка заговорила голосом секретарши частного сыскного бюро.
Болтая обо всякой ерунде, Елена, как обычно, назначила мне час встречи с
детективом. Я полетела на «Речной», сгорая от нетерпения. Виктор стоял на
остановке маршруток, немного поодаль от небольшой очереди, и смотрел по
сторонам ничего не выражающим взглядом. Как только я приблизилась, подошла
машина, и Виктор кивком указал мне на нее. Вероятно, он хотел, чтобы мы уехали
отсюда. Ладно, поговорим в маршрутке.
Я пристроилась к очереди и, когда влезла в салон, села
спиной к водителю, прямо у входа, положив сумочку на соседнее сиденье.
Повернулась, чтобы посмотреть, где Виктор. Он как раз подошел к двери и занес
ногу внутрь.
Потом он как-то странно посмотрел на меня и хотел что-то
сказать, но не смог. Схватился за грудь и начал падать лицом вперед.
— Помогите ему! — закричала какая-то женщина из
глубины салона. — Видите, ему плохо!
Виктору было не просто плохо. Когда он упал в салон, стала
видна дырка у него на спине. Дырка от пули. Кажется, я завизжала первая.
Водитель выскочил на улицу и, обежав машину, принялся тащить Виктора на улицу.
Подоспели менты, которых оказалось возле метро тьма-тьмущая.
Я остановилась поодаль, заткнула уши двумя руками и закрыла глаза. Я не желала
больше видеть смерть рядом с собой. Не желала!
Однако, как и раньше, убийца не стал предварительно со мной
советоваться. Виктор лежал на земле недвижимый, и где-то неподалеку уже искрила
над крышами легковушек синяя мигалка «Скорой». Я знала, что врачи Виктору ничем
не помогут, потому что стрелял в него не дилетант. Кто бы он ни был, он угробил
уже трех человек.
Милиционеры пытались беседовать со мной как со свидетелем
происшествия, но я повторяла, словно попугай, что ничего не видела и не знаю.
То же самое твердили и остальные пассажиры маршрутки, которая так и не
двинулась с места. Тот, кто стрелял, отлично знал, куда надо послать пулю,
чтобы убить наповал. В метро меня трясло, словно осиновый лист. И поехала я не домой,
а к Валдаеву в больницу. Конспирация потеряла всякий смысл.
Валдаева в палате не оказалось. Занята была всего одна
койка, на которой лицом к стене лежал человек в синей пижаме, подтянув ноги к
подбородку. Остальные кровати были пусты и аккуратно застелены.
— А где ваш сосед? — непроизвольно спросила я,
растерянно оглядываясь по сторонам.
— Нету, — не оборачиваясь, ответил пациент. —
Помер.
— Как помер? — ахнула я. — Этого не может
быть!
Из-за чего это случилось? Когда?
— Позавчера, — пациент наконец повернулся лицом ко
мне. Он был небрит и мрачен.
Уронив сумку на пол, я зарыдала, бросившись лицом на белые
простыни опустевшей кровати. На мои вопли и стенания прибежала медсестра. Она
была размером с невысокий шкаф и держала руки в карманах халата.
— Это что у нас тут? — ужасным голосом вопросила
она.
— Да вот, девка убивается по Смирнову.
— Убиваться, пожалуйста, в коридор, — повелела
медсестра. — Кто ее сюда пустил?
— По какому Смирнову? — перестав рыдать, спросила
я, сдувая волосы со вспотевшего лба. — По Валдаеву!
— А… Так Валдаев не помер. Его в другую палату
перевели, — спокойно ответил пациент, доставая из тумбочки пачку печенья и
принимаясь жевать.
— Ты что, дурак совсем? — закричала я и в сердцах
бросила в глупого пациента подушкой, попавшейся мне под руку. Подушка
приземлилась ему на лицо, и он истерически закашлялся.
— Ты че, офонарела? — взревела медсестра, габариты
которой позволяли ей пребывать в уверенности, что хамский тон в общении с
людьми вполне уместен.
