Мама отшатнулась — будто только что перед ней лязгнул капкан. Женщина посмотрела на нее, и тут же вместо улыбки виновато сказала:
— Такая лапочка… я хотела просто угостить…
Мама мотнула головой как взнузданная лошадь: движение было категорично и однозначно. Глаза ее при этом были устремлены в клетчатый пол.
— Простите, — начала женщина, морщась. И отступила вдоль по конвейеру. — Я только думала…
Чужая рука ласково похлопала по запястью — я так и взвился. Мать, ничего не сказав ни мне, ни леди в розовом, по-прежнему растерянно сжимавшей плитку «Херши», дернула меня к выходу, и мы стали искать проход через пустую кассу. Я слышал ее частое дыхание, и сердце мое колотилось.
Все проходы оказались заняты, потому что все до единой кассы работали. Путь к отступлению был отрезан. Ее ногти вонзились мне в запястье. Я врезался в нее по инерции, когда она резко затормозила. Вдруг она замерла и уставилась в стену прямо перед нами, заставленную сигаретами, расколотыми деревянными колодами и бумажными пакетами с древесным углем для пикников, заслонявшую нам выход наружу. Стена двигалась на нас.
— Я хотел предупредить, — шепнул я, но знал, что она уже не слышит.
Я посмотрел вдоль турникетов касс — от самой крайней до стены была натянута провисшая цепочка. Мне пришлось дернуть за рукав несколько раз, прежде чем мама последовала в нужном направлении, по-прежнему не выпуская моей руки. Она так и пошла, боком, в сторону, не отрывая взгляда от ползущей стены, с раскрытым ртом.
Подняв цепочку вверх — насколько позволял рост, я зашептал:
— Пролезай, пролезай скорее. — Она была точно в параличе, не спуская взгляда со стены. Я потряс за рукав. — Давай. — Она замерла как вкопанная.
Человек с биркой на груди, по всему — один из работников магазина, обратив на нее внимание, отложил мешок с яблоками и направился в нашу сторону. Я бросил цепь и рванул маму изо всех сил обеими руками. Наконец она повернулась ко мне, злоба пылала на ее лице: у меня сжался желудок.
— Давай же!
Я снова вздернул цепочку, и прикусил губу, чтобы не выдать волнения. Согнувшись, она пролезла под цепью, не выпуская моей руки, увлекая меня за собой, как будто мы играли в «веревочку».
— Простите, мисс, — раздалось за спиной. — Мисс?
Она шла как лунатик, ускоренным шагом продвигаясь к выходу из магазина: я галопом спешил следом. Жаркий воздух с парковки уже ударил нам в грудь, прочертив в воздухе волнистые линии.
— Мисс… — услышал я за правым плечом, и следом за этим увидел настигающую тонкую белую руку. Едва эта рука коснулась ее черного подбитого накладкой плеча, как мама развернулась, оскалив зубы, выпучив глаза.
— В чем дело?
— Распахните, пожалуйста, плащ… или пройдемте в служебное помещение… — Он выжидательно кашлянул и оглянулся, старательно не встречаясь с ней взглядом.
— Вы что, думаете, я что-то украла из вашего паршивого свинарника? — Рука ее с каждым словом все сильнее сжималась на моем запястье, так что мне казалось, будто я застрял в турникете.
— Кхм… мисс? Вы пройдете — или как?
— Ну, тогда смотрите, не пожалейте… — процедила она и, не выпуская моей руки, стала расстегивать плащ.
Я отвернулся и увидел как дети с улицы высунули мне языки.
— Ладно, ладно, спасибо, мадам, благодарю вас…
— Между ног заглянуть не желаете?
Она стояла, распахнув плащ, под которым не было ничего, кроме голого тела, лоснящегося потом. Выпустив мою руку, она принялась выворачивать карманы. На пол со стуком выпал кусочек угля. Шея у нее вытянулась точно у индюка над плахой, когда она заглядывала в побагровевшее лицо служителя.
— Мадам? — Он посмотрел на нее испуганно и с соболезнованием. Последнее укололо мне в самое сердце. — С вами все в порядке? — сочувственно спросил работник магазина.
Человек, проехавший мимо в пикапе, присвистнул, заметив происходящее, и я увидел, что взгляд его прикован к светловолосой клумбочке у нее на лобке. Она набрала в легкие воздуха, чтобы ответить, лицо ее побагровело. Я дернул плащ, который она держала нараспашку, будто крылья летучей мыши. Постепенно мне удалось прикрыть ее наготу.
— Пойдем, — шепнул я, чувствуя силу, которой дорожил и которой боялся.
— С ней все в порядке? — спросил у меня работник прилавка, как будто только что заметив, что она не одна.
— Просто устала, — ответил я в плащ матери, старательно прикрывая кудрявый островок на ее теле.
Я слышал, как он набирает воздух в легкие, чтобы кого-то позвать, но, видимо, передумав, он только вздохнул. Я заглянул ей в лицо, опасаясь, что у нее сейчас что-нибудь сорвется с языка, но она не сказала ничего. Только дрожал подбородок. Она уставилась в небо, как будто ожидая чего-то, что должно появиться там.
— С ней все будет в порядке, — сказал я.
— Уверены?
Продавец стал отступать назад, в свои закрома. Всегда легко убеждать людей, что все в порядке, когда дело обстоит как раз наоборот. Люди легко расстаются с необходимостью принять на себя заботу о ком-то.
Я кивнул, осмотрел ее и еще туже запахнул плащ.
— Ну, тогда, кхм, разрешите откланяться, — пробормотал он, пятясь в свой магазин.
— Сара, — дернул я полу черного плаща. — Сара, ты меня слышишь?
— В небе прибывает черный огонь, — сказала она, и на шее вздулись жилы.
Симпатичная женщина в желтых шортах подтолкнула свою тележку с продуктами к машине перед нами. Маленький мальчик сидел на детском стульчике тележки. Она стала сгружать коричневые пакеты с овощами в багажник. И вдруг обратила на нас внимание.
— Ну и жара, — с улыбкой сказала она.
— Мороженое, — напомнил мальчик.
— Скоро приедем домой, Билли.
— Огонь посыпется с неба, — заговорила мама, по-прежнему вглядываясь в небеса.
— Простите? — снова обернулась к нам женщина, вынимая Билли из тележки. Мне бросились в глаза ярлыки продуктов, приклеенные поверх пакетов. Сплошная отрава, отметил я про себя.
— Ты сгоришь дотла, предатель! — сказала мне мать, и только тут я обратил внимание, что она уже не смотрит в небо. Мне показалось, что она обращается ко мне, но она в этот миг смотрела на женщину. Та растерянно заморгала, тряхнула головой и отвернулась Я смотрел, как она пристегивает своего Билли в детском сиденье. Мама снова уставилась в небо.
— Пойдем, мама… пойдем…
В горле пересохло до такой степени, что было трудно глотать. Женщина протянула Билли бутылочку. Он стал сосать, прищурив глаза от удовольствия. Яд, пронеслось у меня в голове.
— Мам… — я обернулся к ней. Солнце ослепительно сияло над черным асфальтом, и пот струился по ее шее вдоль напряженных вен. У меня взмокли волосы. — Сара? — позвал я ее.
