— Где она?
— Кто?
— Змея! — У меня перехватило дыхание, и я бессильно обмяк на руках Лаймона.
— Где-где… в тебе — судя по тому, что про тебя рассказывают, — изрекла Пух, на губах которой играла едва заметная усмешка.
— Да ну, что ты городишь, никакая она не змея и не святая, просто девочка, которую нужно приласкать и успокоить, — сказал Лаймон, оглаживая меня трепещущей ладонью.
— Все думают, что ты змея. — спокойно сообщила Пух. — Кроме нас с Лаймоном, конечно.
Я уставился на Пух — она сильно изменилась. Впервые я видел ее лицо не опухшим от побоев и спиртного, и на голове не было заметно, что из прически клочьями драли волосы.
— Ты классно выглядишь, Пух, — прошептал я.
— Пить бросила, — сообщил Лаймон.
— Я стала чуть не самой знаменитой ящерицей в на Северном континенте! — раздраженно заметила Пух. — Алкоголь тут не при чем. Да и я больше не пью, в самом деле. — Она торжествующе хлопнула себя по ляжкам.
— Мои поздравления, Пух, — протянул я вялую руку для рукопожатия.
— Спасибо, — вцепилась она в мою ладонь.
— Ле Люп, наверное, гордится тобой.
Пух стрельнула в меня взглядом, словно заподозрив подвох и скрытую иронию, но лицо ее скрывалось в тени, чуть повернутое в сторону, так что я не мог точно определить его выражения.
— Ты здесь совершенно одна, в этом доме больше никто не живет, — медленно проговорила она, будто иностранцу, с трудом понимающему английский. — Понимаешь, к чему я клоню?
— Понимаю — он скоро выбросит меня на стоянку. Буду работать вместе с тобой! — Я стал освобождаться из цепких объятий Лаймона. — Да и хорошо бы поскорее. — Я попытался выдавить улыбку. С тех пор как наши совместные игры закончились, я часто проводил день в праздных мечтаниях о том, как мы могли бы жить в своем трейлере, играть в куклы, а над дверью чтобы светилась красная неоновая вывеска — и все знали, где можно найти самых знаменитых в округе ящериц. — Я уже устал ждать, пока у меня тоже откроется второе зрение.
— С чего это тебе взбрело в голову, будто ты можешь тягаться со мной? — прошипела Пух, склоняясь ко мне. Ее дыхание отдавало сладким травяным запахом, а не привычным перегаром.
— Но ведь Джакалоп… — заспорил было я.
— Что-о? — грозно нависла Пух. — Опять хочешь украсть у меня все?
— Девочки, — вмешался Лаймон, мягко оттаскивая меня в сторону. — Не ссорьтесь. Пух сама попросила меня помочь тебе, Сара.
Пух поправила прическу жестом леди.
— Вторые ключи от дверей есть только у Стеллы и Лаймона, — пояснила она.
— Но Ле Люп может появиться здесь с минуты на минуту.
— Не появится, — покачал головой Лаймон в своей манере печального ослика Иа. — Дальнобойщиков так поразили новые способности Пух, что они могут снять напряжение лишь изрядным количеством спиртного.
Пух гордо кивнула в подтверждение этих слов.
— Так что Ле Люп собирает по округе все, что горит. Все самогонные аппараты работают в полную силу — и все равно не хватает.
Я вопросительно посмотрел на зарешеченное окно.
— Но почему бы ему просто не выставить меня за дверь? Ведь от меня все равно никакой прибыли.
— Ну, во-первых, — стала загибать пальцы Пух, — выставить тебя отсюда — это значит признать, что ты никакая не святая. Но в наше время никто так просто не превращает настоящую святую в шлюху. — Она загнула второй палец. — К тому же все думают, что ты просто черный полоз. То есть — ворожея.
Лаймон снова хлопнул себя по затылку.
— Все твои чудеса, — поспешил пояснить он, — обернулись порчей, так все говорят. Я столько раз безуспешно пытался объяснить им, что ты просто маленькая девочка, которой нужно немного любви…
— И потом, какой же дальнобойщик потащит себе в спальник черную змею! — фыркнула Пух.
— Да и в любом случае такой поступок не простят в приличном обществе. Другие сутенеры просто не поймут Ле Люпа!
— К тому же поговаривают, будто он влюбился в тебя, — лукаво добавил Лаймон.
— В чем я сильно сомневаюсь! — оборвала его Пух.
Лаймон категорически покачал головой:
— Разве он тебя хоть раз пальцем тронул?
Повар наклонился, всматриваясь в мое лицо, словно видел меня впервые — очевидно, в поисках следов побоев. На меня снова дохнуло колким ароматом рампа.
Я затряс головой.
— Ни разу?
Лаймон недоверчиво покачал головой.
— И не подглядывал, как ты одеваешься?
Снова отрицательный кивок.
— Но он же покупал тебе все эти одежды, игрушки и прочие причиндалы, так ведь? — сказал Лаймон, хихикая.
— Это ничего не доказывает! — заартачилась Пух.
— А тебе он покупал такие шмотки? — почти взвизгнул Лаймон. — А трусики? — выложил он последний козырь. — Ведь он ни разу не отдавал нам в стирку ее розовые трусики, вместе с остальным бельем!
Пух мотнула упрямо головой и качнулась на высоких каблуках.
— Перестань, Лаймон.
— Я только хотел сказать: значит, он стирает их сам!
— Прекрати, Лаймон! — Пух занесла руку, чтобы отвесить пощечину, но ужас, сверкнувший в глазах Лаймона, остановил ее. — Заткнись, — уже более миролюбиво добавила она.
— Он сушит их на шнурке, в кладовке, куда никого не пускает, — пробормотал я, избегая встречаться взглядом с Пух.
Мы сидели в полном молчании, нарушаемом только стрекотом цикад и гудением болотной мошкары, бившейся в мутное оконце.
— Ладно, Лаймон, — наконец вымолвила Пух, чуть севшим голосом, — как бы там ни было, свинья, даже если она слепая, желудь себе найдет. Может, ты и прав. Кто знает, вдруг Ле Люп в самом деле втюрился в нее, но долго это не протянется. Уж мне-то поверь! Деньги он любит куда больше, чем симпатичных маленьких девочек!
Последние слова были адресованы мне.
— Так что Ши-ра ты, или Сара, или как тебя там на самом деле, — Пух опустила веки и завращала под ними зрачками точно стеклянными шариками для игры. Внезапно глаза ее распахнулись, и на лице расцвела улыбка. Она осторожно сдавила мое запястье, точно маленького геккончика — чтобы и не задушить и не выпустить. — Эх, не играть нам больше в куклы, — вздохнула она — и в голосе ее вдруг появилась нежность.
Я почувствовал в душе тепло взаимности:
— Я тоже буду по тебе скучать, — выдавил я и отвернулся в сторону.
— Тебе пора домой. — Но налет нежности в ее голосе пытался лишь прикрыть горечь, точно сахар в абсенте.
— Я хочу, — сказал я. — Очень хочу попасть туда.
