— Тогда залезай, — распорядился водитель.
Я вскарабкался по ступенькам и распахнул дверь. Лицо водителя зарылось в карту, как в тот раз, в лесу, во время моего неудачного побега. Но это был совершенно другой человек. На нем была кепка-бейсболка с дырочками для вентиляции, просторная летная куртка и на лице — аккуратный газончик бороды и усов. И было в нем еще что-то неестественное, чего я не мог определить.
— Ле Люп здесь? — Я показал на шторку, за которой прятался спальник.
Водитель повернулся, и лицо его дрогнуло.
— Так ты — Сэм? — недоверчиво спросил он.
Я кивнул, не спуская глаз с занавески, точно из-за нее в любой момент как чертик мог выпрыгнуть Ле Люп.
— Тот самый, что был святым?
Я снова кивнул, уже начиная сомневаться: а был ли здесь Ле Люп, и кто вообще ждал меня на этой удаленной стоянке.
Может, этот парень должен был отвезти меня к нему, поближе к месту, где прячут тела.
— Так что, поехали? Покончим с этим поскорее. — Я уставился на прошитые толстые перчатки автомобилиста, державшие карту.
— Да, сейчас. — Он кивнул опять на меня. — Что-то с тобой не то. Ты не можешь быть Сэмом. Так не работают профессионалы.
— О чем ты? Я профессионал. Я лучший!
— Тогда ты не с того начал. «Ну что, поехали?» — не лучшее начало для прелюдии.
— Ах, так, значит, это я тебя должен трахнуть первым?
— Вот видишь — ты не Сэм. Я так и знал.
— Я Сэм, черт возьми! Да, я немного поддал, но это почти выветрилось по дороге. И до сих пор у меня все получалось прекрасно и на поддаче. Так что не будем рассусоливать, может, отодвинемся куда в сторону?
— Ладно, — ответил он и забросил ногу на ногу — жест, совершенно неприемлемый для дальнобойщика. — Поедем, но как только я смогу убедиться, что ты настоящий Сэм. Ты уже четвертый, которого мне подсовывают. Я потерял надежду встретиться с настоящим. — Он закрутил головой, придирчиво рассматривая меня. — Мне сказали, Сэм заболел.
— Говорю тебе, я — Сэм. Я — и больше никто! — выкрикнул я, чувствуя приближающуюся истерику.
Водитель кивнул, сузил глаза в щелочки и почесал бородку.
— Ладно… — сказал он как человек, который долго рассматривал абстрактную картину и вот наконец решил «понять» ее. — Скажи мне, в таком случае, где твои локоны?
— Мои локоны? — Я машинально потеребил бритый затылок. Видимо, один из моих старых обожателей не узнал меня в новом обличье. — Да, у меня были пышные золотые локоны, — вздохнул я. — Были, у Святой Сарры.
— Святая Сарра? — Он стал смеяться. — Надо же…
— Так ты повезешь меня к Ле Люпу или нет? — разозлился я и сел на металлический пол, уже не чувствуя сил двигаться. Плечи мои затряслись от рыданий. — Не хочешь — не вези. Мне все равно…
— Ты уверен, что надо ехать к Ле Люпу? — отчего-то вдруг смягчился водитель.
— А куда еще?
— Может быть, — продолжал он загадочным тоном, — домой?
— Разве ты не хочешь домой? — послышался другой голос. — Из спальника вылезла Пирожок — та самая Пирожок, из «Голубятни». Она выглядывала из-за отодвинутой шторки в полном облачении японской гейши.
Я встряхнул головой, подумав: «Господи, что за дурь подсунул мне Стейси?».
— Ну, Пирожок, ты убедилась? — спросил водитель, чей голос из мужского вдруг превратился в женский.
— Само собой — это он, кто же еще, — отозвался призрак Пирожка, — но, по правде говоря, я вижу причину твоего замешательства.
— В таком случае, покончим с проверкой, — сказал водитель и стал сдергивать усы и бородку.
— Мне что-то не по себе, — полуобморочно выдавил я, опуская голову между колен.
Когда я ее поднял, водитель снимал кепку, из-под которой рассыпался водопад роскошных золотых волос медового оттенка.
Прямо на моих глазах дальнобойщик перевоплотился в Пломбир.
— О, Г-господи, — только и смог выдавить я.
— Знаю, вид у меня был ужасный, — сказал мираж Пломбир. — Но у тебя хуже. Ты как медвежья задница, зашитая колючей проволокой.
— Крошка, постарайся не наблевать, — высунулся из-за шторы призрак Пирожка. — Это арендованный грузовик. И его хозяин простит мне запах чужих духов, но не чужую блевотину.
Пирожок зашелестела шелками, подбираясь ко мне.
— Мамочки! — Она похлопала меня по плечу. — Черри Ванилла?
Медленно подняв голову, я посмотрел на нее снизу вверх.
— Так это… не галлюцинация?
— О, детка! — Пирожок опустилась рядом на корточки. — Что сделало с тобой это чудовище?
— Что, черт возьми? — отозвалась Пломбир, срывая шоферские перчатки из толстой кожи и открывая ухоженные благоухающие руки с маникюром.
Я вцепился в Пирожок, как медвежонок в свою мамашу, зарывшись в складки ее кимоно, благоухающие мандарином.
— Знаю, знаю, — сказала она, гладя меня по затылку.
С тех пор как Ле Люп выбрил мне голову, я никому не позволял прикасаться к своим волосам. Меня били клиенты, а потом еще от себя добавлял Стейси — за то что я давал по рукам каждому, кто пытался это сделать.
— Пусть меня таскают за уши, как кастрюлю с супом, но до волос дотрагиваться не дам никому! — объяснял я после каждого такого разбирательства. Вскоре я научился просто вовремя убирать голову и подставлять шею.
Сейчас, чувствуя, как пальцы Пирожка зарываются в мой многострадальный ежик, я ощущал себя котом на руках у хозяйки, которому счесывают струпья, оставшиеся на боевых шрамах.
Несколько раз я подавлял невольный крик, готовый вырваться из меня.
Когда я наконец оторвал голову, кимоно было мокрым от моих слез.
— Бедные ручки, — произнесла Пирожок, осматривая мои исцарапанные ладони. — Мы позаботимся о них потом.
— Пора убираться, — предупредила Пломбир. Теперь она была в джинсах «Бен Дэвис», летной куртке и ботинках, выдающих ее специализацию садо-мазо. Этот наряд, пусть и не очень выразительный, как нельзя более подходил для такой выездной операции.
— Мы купили всего полтора часа у того противного коротышки, — скривилась Пирожок. — И время уже на исходе.
— Говорила тебе — оплатим подольше, — буркнула Пломбир, устраиваясь на водительском месте. — Не в обиду, Черри, но эти мерзавцы торгуют тобой ниже рыночной стоимости.
— Но как вы нашли меня? Вам Пух сказала?
— Кажется, похожее имя называл Глэд. — ответила Пломбир, снова сверяясь с картой, которая затем запросто, сама собой, свернулась в квадратик.
— Но почему вас так долго не было? — Я моргал, удостоверяясь, что они — не иллюзия.
