– Ну что? Давай все наладим, а?
Видно было, что он включил все свое обаяние. Возможно, из последних сил.
– Смотрю я на тебя и не понимаю: в своем ли ты уме? – вздохнула я. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Что уже сотворил? Ты с кем-то еще вторгся в частное владение, установил шпионскую аппаратуру… Есть свидетели… Это же уголовщина. Ты что, не врубаешься? Совсем? Ты как в этот дом попал? У тебя ключи были? Я тебя приглашала?
– Да, видно, бесполезно с тобой говорить, Павловская. Что ты хочешь? Узнать, как мы сюда попали? С помощью отмычек. Сначала я тебя выследил, удостоверился, что ты именно в этом доме осела. Увидел твою машину. На следующий день, когда ты отъехала, мы открыли с помощью отмычек ворота, потом дом. И дальше – дело техники. Довольна? Все узнала?
– Довольна. Спасибо. Жаль мне тебя, убогого.
– Это еще неизвестно, кто из нас убогий.
– Да нет, известно. Впрочем, это не важно. Ты иди. Иди себе, не оглядывайся. А я постараюсь забыть, как страшный сон.
– Неужели тебе деньги не нужны? Ты подумай! Хорошо подумай! Я завтра утром подъеду, ты дай знать…
Но терпение мое лопнуло.
– Есть два варианта, – спокойно произнесла я. – Первый. Ты валишь отсюда. Я сжигаю все ваше поганое оборудование в камине. И пишу в «Фейсбуке» про ту пакость, что ты со мной сотворил. Второй вариант – более щадящий. Ты валишь отсюда. Я тебе даю пакет с этой вашей аппаратурой. Ты там своим подельникам объясняешь, что что-то не вышло. Включи фантазию сам. И после этого ты навсегда исчезаешь из моей жизни. Выбирай немедленно. Потому что времени нет. Сейчас придет мой друг, и запросто может возникнуть третий вариант. Самый для тебя нехороший. Ну?
– Давай твой пакет. Все. Дура психическая! Я на тебя ставку сделал! А ты!!!
Мужчина моей мечты чуть не плакал. А я смотрела во все глаза и не могла насмотреться: и вот это существо я считала своей настоящей любовью? Что это было? Как же это я так?
Он плелся к своей машине с кокетливым бумажным мешком. Колоритная фигура, ничего не скажешь. И только когда машина его скрылась из виду, я вдруг почувствовала, что выгляжу ничуть не менее колоритно: все это время я судорожно прижимала левой рукой к самому сердцу заветные тапки.
Иван пришел, как и обещал, минута в минуту.
– Ну что? Растопим каминчик? – бодро предложил он.
– А нечем. И незачем уже. К счастью.
Я рассказала ему о бесславной кончине моей любви, о том, почему я оказалась «старой каргой», и о других деталях, только что услышанных мной.
Все встало на свои места. Все узелки развязались.
– Ну а я что говорил? Что-то за этим крылось совсем уж дурацкое!
– Представь – не такое уж и дурацкое! Большие деньги в качестве приза. А я отвергла.
– А могла не отвергнуть? – засмеялся Иван. – Я тебя не представляю в такой роли…
– Странно… Странно мне…
– Что тебе странно, крейсер «Аврора»?
– Мне странно, что вот ты меня знаешь совсем чуть-чуть, но понимаешь, что я могу, а что – точно нет. А он… Я его любила… Очень сильно. Думала – наши души тянутся друг к другу… И он так со мной…
– Когда любишь, всегда представляешь себе, как души тянутся… Тут уж ничего не поделаешь.
– Но некоторым везет! Некоторые же встречают настоящее!
– Давай не будем завидовать некоторым, а? У нас и так все неплохо складывается. Ведь могло быть и хуже? Отвечай?
– Могло!
– Ну так и радуйся тогда!
10. Все мои
Жизнь продолжалась. Она не стала спокойнее, размереннее, хотя одной иллюзией и одной надеждой в ней стало меньше. Прекратились дурацкие звонки про старую каргу – и то хорошо. Стала потихоньку спадать жара. Я ездила в Москву через день.
Ангелина шла на поправку очень медленно. Сердце ее временами давало сбои. Но улучшения были. Она уже могла говорить и улыбаться. И я очень надеялась на время, которое сотрет яркость ее воспоминаний о пережитом ужасе. Иногда, стоило мне переступить порог палаты, она поворачивала ко мне голову и сообщала:
– Я сегодня хорошо себя чувствую. Не волнуйся.
И тогда мы начинали мечтать обо всем, о чем только можно. О дальних странствиях, морях, лесах, горах, водопадах. Я приносила ей книжки с картинками, с детскими смешными стихами. Мне хотелось научить ее смеяться. Я ведь помнила ее смех, ее беззаботную болтовню – как недавно это было! И давно.
Благодаря нашим усилиям Дерябину предъявили обвинение. И не только Дерябину – всем этим «белым слонам». О преступлениях их (а речь шла, как выяснилось, именно о множестве преступлений) узнали, заговорили, публикации появлялись повсюду. Но негодяев оставили дома, под подписку о невыезде. Каждый шаг в этом деле давался огромным трудом. Но – давался. И была надежда, что уйти от ответа им не удастся.
Мы много времени проводили с мамой. Я словно заново узнавала ее. Она становилась мне ближе и ближе. И это именно тогда, когда нам предстояла разлука. Отца я пока сердцем принять не могла. Да – нас объединяло удивительное сходство, да, мы были одной крови, но думали совсем по-разному. Странно: с папой, который был рядом со мной все мое детство, мы понимали друг друга с полуслова. От этого человека меня отделяла невидимая, но прочная стена. Он с пренебрежением говорил о том, что мне было дорого. Он словно изначально считал нас своими единомышленниками, не допуская иного мнения. Я не спорила с ним только ради мамы. Мне хотелось, чтобы счастье ее не было омрачено ничем. И только один раз, когда мы остались наедине, я спросила:
– Ты уверена, что хочешь быть с ним все время? Что хочешь оставить тут все: работу, учеников, больных?
– Нет, – ответила мама, – не уверена. И не оставлю. Я все вижу и все знаю – про меня, про тебя, про нас с ним. Знаешь, после сорока мужчина становится удивительно похожим на своего отца. То есть, по сути, становится самим собой. В юности природа наполняет нас иллюзиями и страстями. А в зрелости остается сам человек. Отца его я знала мало, но он всегда казался мне очень тяжелым и недобрым. Вот эта тяжесть и категоричность проявляется сейчас и в нем… В твоем папе.
– Не называй его, пожалуйста, папой. Мне это тяжело. Пока. Может быть – пока. Прости, не обижайся.
– Нет, Маюша, не обижаюсь. Знаешь, что со мной было в первые дни после того, как мы расписались? Я все время говорила себе: «Что я наделала? Что я наделала?» И сейчас я понимаю, что уехать – выше моих сил. Это будет самый бессмысленный поступок в моей жизни.
– Но вы так удивительно встретились! Вас же судьба друг к другу привела!
– Судьба нас друг другу показала. А дальше – решали мы. И не всякое решение может быть потом по силам человеку. Мое решение уехать мне не по силам. И это – окончательный вывод.
